и вешаю трубку до того, как он успевает попрощаться, потому что снизу хлопает входная дверь.
Промокший до нитки Пит быстро рассказывает о наших перспективах, которые, как оказалось, совсем не радужные. Поезд с провизией отбыл из Дистрикта сегодня рано утром, а следующий будет только послезавтра. Это был самый быстрый способ добраться до Энни, а теперь остается только попытать удачу и сесть на другой поезд — товарный, с которого придется сойти в Десятом, чтобы пересесть на еще один поезд и доехать до Шестого, после чего снова пересесть…
Теряюсь в логистике слишком быстро, издавая измученный стон, и Пит согласно кивает.
— Знаю, так не пойдет. Тогда поедем послезавтра?
Соглашаюсь на этот вариант, так как другого просто нет.
Через пару часов мы получаем первые новости от мамы — всё решится сегодня ночью. Энни готовят к операции, так как состояние ухудшается, и больше ждать нельзя. Пит отчаянно пинает стул, а потом со всей силы несколько раз бьет по столешнице, пока я не цепляюсь за его руку, испуганно прижимая ее к себе.
В его глазах столько боли и знакомого мне отчаяния, что желание громить мебель передается и мне, но вместо этого мы так и стоим напротив друг друга, ведя безмолвный диалог. Ни мне, ни Питу не нужно произносить вслух то, что и так крепко поселяется в мыслях. Этот день обещает стать одним из самых страшных в нашей жизни, хоть по близости нет ни одного переродка или каких-нибудь смертельно-опасных капсул.
Кажется, мы занимаемся чем-то, но это лишь жалкие попытки хотя бы ненадолго отключиться от происходящего. Когда дождь, наконец-то, заканчивается, я предлагаю Питу наведаться в пекарню, но мы быстро отметаем эту идею — вдруг позвонят снова. Сегодня мы оба словно натянутые струны, которые вот-вот лопнут в ожидании звонка. Всё существование упирается лишь в это. Ждать новостей. Молиться, чтобы они были хорошими.
Ближе к вечеру звонит Джоанна, добравшаяся до больницы и взбешенная от того, что ее не пускали к Энни. Она рвет и мечет, рассказывает, как подняла всех на уши, обещая прибить каждого, кто встанет у нее на пути.
Телефонная трубка зажата между нами, чтобы можно было одновременно слушать и участвовать в разговоре, так что мы немного соприкасаемся лбами, а ладонь Пита накрывает мою руку. Он ухмыляется одним уголком губ, выслушивая горячий монолог Мейсон, и даже от одной этой кривоватой улыбочки на сердце становится спокойнее.
— Их жалкие жизни спасла миссис Эвердин, — усмехается Джоанна. — Она убедила остальных, что лучше бы пропустить меня к Кресте, потому что я тут по личному поручению Президента. Что, конечно, полная чушь. Какое до меня дело Президенту, верно? Не то что до вас, голубки! Все с ума сходят в ожидании, что вы выкинете нечто в своем репертуаре и изобретете способ телепортироваться прямо в больничную палату, по пути устроив несколько восстаний и прибив парочку шишек из правительства.
— Мы сможем добраться до вас только через два дня, не раньше, — грустно вздыхает Пит.
— Так и думала, что вы уже спланировали очередной акт неповиновения. Время идет, а что-то остается неизменным!
В голосе Джоанны слышится какой-то слегка истерический восторг.
— И как Энни? Ты видела ее, вы говорили?
Восторженные нотки мгновенно пропадают. Она практически шепчет:
— Да, видела. Дело дрянь. Но… она держится. Или делает вид, что держится. Просила передать вам, чтобы вы сидели на месте и не вздумали рисковать. Цитирую: «Если они приедут сюда без личного письменного разрешения Пэйлор, то я сама их убью». Но я вам ничего запрещать не стану. Решайте сами, как и когда испытывать судьбу.
— Спасибо, — говорит Пит. — Что сорвалась и оказалась там так быстро. И что позвонила.
— Разве могло быть иначе? — хмыкает девушка. — Не раскисайте. Судя по всему, тут примерно половина всех врачей Капитолия, и все держат руку на пульсе.
Почему-то от этого спокойнее не становится. Если сердце не выдержит, то даже все врачи Панема будут бессильны.
— Пожалуйста, держи нас в курсе. Моя мама сказала, что эта ночь — самая важная.
— Пережить бы ее в полном составе, — вздыхает Пит.
— Ну уж нет. К утру в Дистрикте-4 должно стать на одного орущего жителя больше. Другое нам не подходит, — бескомпромиссно заявляет Джоанна и вешает трубку.
Позже нас навещает Хеймитч, но делает он это, скорее, чтобы убедиться, что мы не планируем смотаться. И, удовлетворившись увиденным, вскоре уходит. А мы с Питом даже перестаем предпринимать попытки имитировать какую-то деятельность. Он перетаскивает телефон в спальню, и мы располагаемся на кровати буквально в метре от трубки, будто будем иметь ограниченный запас времени в случае звонка.
Я закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на пальцах Пита, монотонно перебирающих мои волосы, но в голове барабаном стучат отвратительные мысли, не давая расслабиться. Мы снова ждем, лишенные всякой возможности помочь или хотя бы быть рядом.
К ночи дождь снова усиливается, и Пит отправляется закрыть окна по всему дому, когда телефон наконец-то привлекает к себе внимание. Вздрагиваю, услышав звонок, и с опаской поднимаю трубку. Пит прибегает мгновенно и усаживается рядом, снова прислоняя свою голову к моей.
— Энни стало хуже. Ее забрали на операцию, — сухо говорит Джоанна, явно сжимая челюсти, держась из последних сил. — Я позвоню вам, как только что-то прояснится.
Положив трубку, Пит просто утыкается взглядом в пустоту перед собой, поджав губы. Опускаю голову ему на плечо и сжимаю руку, ожидая хоть какой-то реакции.
— Нужно попробовать заснуть, — шепчу я. — Без сна эта ночь покажется бесконечной.
— Вдруг позвонят?
— Пит, мы услышим.
Он соглашается, утягивая меня вслед за собой на подушки и обвивая руками со всех сторон. Не знаю, понимает ли Пит, что именно в этом я сейчас и нуждаюсь, или делает это интуитивно, но я рада, что ни одному из нас не приходится проходить через последние события в одиночку.
Ровное дыхание шевелит волосы на моем затылке, а под щекой размеренно бьется сердце. Я задремываю, мысленно умоляя сердце Энни биться в таком же ритме.
Этот сон трудно назвать приятным или хотя бы терпимым. Мы просто мечемся в кровати, периодически пробуждаясь от кошмаров друг друга. Пит не выдерживает первым.
— Это пытка, — бормочет он, сидя на краю кровати, — просто сидеть и ждать.
И я с ним охотно соглашаюсь. Голова раскалывается, а все тело ломит, хотя не прошло еще и пары часов. Больше мы не ложимся.
Спускаемся вниз и завариваем по огромной кружке травяного чая, который, к сожалению, давно не помогает ни мне, ни ему. Я ловлю
