— У Лорен нет причин прятаться.
— Она найдется, — сказал Сандекер. — А теперь, может, расскажете, как вы оказались в центре самой большой морской трагедии за пятьдесят лет?
Питт подивился тому, как адмирал умеет менять тему разговора — с той же внезапностью, с какой из сауны прыгают в снег.
— За то короткое время, что мы провели вместе на „Леониде Андрееве“, — начал Питт, — Лорен рассказала мне, что в первую ночь прогуливалась по палубе, когда по всему кораблю вдруг погасли огни и на палубу сел вертолет. Оттуда вышли три пассажира, причем двоих грубо тащили. Лорен показалось, что в одном из них она узнала Алана Морана.
Не уверенная в том, что глаза ее не обманывают, она позвонила с корабля своей помощнице Салли Линдеманн и попросила ту узнать, где Моран. Салли обнаружила лишь ложные следы да неясные слухи, но никакого Морана. Она также узнала, что предположительно Моран куда-то отправился вместе с Маркусом Ларимером. Салли передала эти отрицательные результаты Лорен, а та попросила ее обратиться ко мне. Но разговор прервали. Русские прослушивали ее звонки и поняли, что она наткнулась на их очень деликатную операцию.
И сделали ее пленницей, как и ее коллег-конгрессменов, которые были на пути в Москву.
Только Лорен была скорее убытком, а не приобретением. Думаю, ее собирались незаметно отправить за борт.
— И что было после того, как Линдеманн связалась с вами? — расспрашивал Сандекер.
— Мы с Джордино разработали план и полетели на юг, в Сан-Сальвадоре догнали судно и поднялись на борт.
— На „Леониде Андрееве“ погибли свыше двухсот человек. Вам повезло, что вы выжили.
— Да, — задумчиво сказал Питт. — Мы едва не погибли.
Он замолчал и вспомнил лицо стюарда, стоящего на борту шлюпки; стюард смотрел на него и улыбался, как человек, который наслаждается убийствами и не испытывает при этом страха и угрызений совести.
— Если тебе интересно, — нарушил молчание Сандекер, — мы отправляемся прямо на встречу с государственным секретарем Оутсом.
— Сделайте крюк, заскочите за „Вашингтон пост“, — неожиданно сказал Питт.
Сандекер помотал головой.
— Мы не можем терять время на покупку газет.
— Если Оутс хочет узнать то, что знаю я, ему придется подождать.
Сандекер скорчил гримасу и сдался.
— У вас есть десять минут. Я позвоню Оутсу и скажу, что ваш самолет опоздал.
Питт встречался с государственным секретарем, когда занимался делом, связанным с Североамериканским договором. Аккуратно подстриженные волосы поседели; живой взгляд карих глаз привычно оценивал Питта.
На Оутсе был сшитый на заказ костюм за пятьсот долларов и начищенные черные, тоже изготовленные на заказ туфли. В нем не было агрессивности, но двигался он легко, как тренированный спортсмен.
— Мистер Питт, рад новой встрече.
— И я рад вас видеть, господин секретарь.
Оутс пожал ему руку, повернулся к остальным собравшимся в комнате и представил Питта. Собрался весь „епископат“. Броган из ЦРУ, Эммет из ФБР, советник по Национальной безопасности Мерсье, с которым Питт также был знаком, и Дэн Фосетт из Белого дома. Адмирал Сандекер оставался рядом с Питтом, настороженно поглядывая на друга.
— Прошу садиться, — обратился ко всем Оутс.
Сэм Эммет повернулся к Питту и с интересом разглядывал его; он заметил осунувшееся лицо.
— Я взял на себя смелость познакомиться с вашим досье, мистер Питт, и должен признаться: отчет о вашей службе правительству читается как приключенческий роман.
Он помолчал, перелистывая досье.
— Благодаря вам удалось спасти без счета жизней в операции „Лисица“. Вы сыграли главную роль в заключении договора об объединении с Канадой. Возглавляли операцию по подъему „Титаника“, и в дальнейшем, в Сицилийском проекте, обнаружили редкий элемент. У вас талант вмешиваться в самые трудные ситуации.
— Кажется, это называется „вездесущий“, — заметил Оутс.
— Прежде чем поступить в НПМА, вы служили в авиации, — продолжал Эммет. — В звании майора. Отлично воевали во Вьетнаме. — На его лице появилось слегка удивленное выражение. — Вижу, вы получили благодарность за уничтожение одного из наших самолетов.
— Возможно, я смогу объяснить этот эпизод, — сказал Сандекер, — потому что сидел в этом сбитом самолете.
— Я знаю, что у нас мало времени, но мне хочется услышать этот рассказ, — сказал Оутс.
Сандекер согласно кивнул.
— Я со своим штабом летел в двухмоторном транспортном самолете из Сайгона в маленький порт на севере, Дананг. Мы этого не знали, но аэродром, где мы должны были сесть, захватили северовьетнамские войска. Наше радио вышло из строя, и пилот не получил предупреждения. Дирк оказался поблизости, он возвращался на базу после бомбардировки. Командир приказал ему перехватить нас и предупредить любыми средствами.
Сандекер посмотрел на Питта и улыбнулся.
— Должен сказать, что он использовал все, кроме неоновой рекламы. Загадывал шарады из своей кабины, несколько раз стрелял из пушки перед самым нашим носом, но не смог достучаться до нас, тупоумных. Когда мы уже готовились сесть, заходя к аэродрому со стороны моря, Питт показал пример точности стрельбы в воздухе — выстрелами вывел из строя оба наших мотора, и пилот вынужден был посадить самолет на воду в миле от берега. Дирк прикрывал нас, отгоняя шедшие от суши лодки, пока нас всех не подобрал патрульный корабль. После того как я узнал, что он спас меня от неизбежного тюремного заключения и, возможно, смерти, мы стали добрыми друзьями.
Когда несколько лет спустя президент Форд предложил мне возглавить НПМА, я убедил Дирка присоединиться ко мне.
Оутс с улыбкой взглянул на Питта.
— Интересная у вас жизнь. Завидую.
Прежде чем Питт смог ответить, Алан Мерсье сказал:
— Конечно, мистер Питт, вас интересует, зачем вас пригласили сюда.
— Я отлично знаю почему, — ответил Питт.
Он переводил взгляд с одного человека на другого. У всех был такой вид, словно они много месяцев недосыпали.
— Я знаю, кто виноват в краже и в последующем распространении нейротоксина „агент С“ в Аляскинском заливе. — Он говорил медленно и внятно. — Я знаю, кто совершил почти тридцать убийств и похитил президентскую яхту с пассажирами. Я знаю, кто эти пассажиры и почему их похитили. И, наконец, я знаю, кто взорвал „Леонида Андреева“, убив двести мужчин, женщин и детей. С моей стороны это не предположения и не догадки. Железные факты и неопровержимые улики.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Никто не пытался заговорить. Заявление Питта поразило всех до глубины души. На лице Эммета читалось смятение. Фосетт стиснул руки, чтобы скрыть, как он нервничает.
