затих, кинув на меня изумленный взгляд.
— Мне как-то говорили, что, прыгнув в воду с такой высоты, уходишь без боли, — пробормотал я.
Он судорожно вздохнул, и в горле у него что-то заклокотало.
— Вы… вы меня отпускаете… — устало и в то же время удивленно прошептал Прайс. Он помолчал, склонившись над парапетом и рассматривая водную гладь. — Здесь одно из самых глубоких мест на Темзе.
— Да, мистер Прайс.
— Вам не нужно беспокоиться — с наручниками я точно не выплыву.
— Нет, не выплывете.
— Вас наверняка осудят, если не поверят, что я сбежал, — заметил он, облизав пересохшие губы.
— Вы — сильный, крупный мужчина. Я попытался вас арестовать, но получил удар по голове, после чего вы бросились через парапет. Я не успел вас остановить.
— Почему вы хотите меня отпустить? — подумав, спросил Прайс.
Я заговорил, стараясь тщательно подбирать слова. Выразить мои истинные побуждения оказалось не так просто.
— То, что вы сделали с невинными женщинами, — неправильно. Не просто неправильно; это ужасно. Роуз Альберт, Джейн Дорстоун, Шарлотта Манро и Эмма Монтут были хорошими девушками, любящими дочерями. Каждая из них — порядочный, душевный человек, пытающийся нести добро в этот мир. Те, кто их любил, никогда не оправятся от горя.
Прайс вздрогнул.
— В то же время… приговор суда девушек уже не вернет, а вы от судебных заседаний и без того натерпелись достаточно.
— А что с Бэкфордом? — задыхаясь, произнес Прайс. — Я ведь не могу…
— С ним я разберусь. Они с братом каждый четверг посещают бордель.
— Да, в Хемпстеде, — кивнул преступник.
— Полиция иногда устраивает там облавы. — Я взял короткую паузу. — И следующая вполне может состояться в четверг.
Прайс слушал, затаив дыхание.
— Если станет известно, чем занимались там Бэкфорды, тюремного заключения им не пережить, — с чувством сказал я. — Можете на меня положиться.
Лицо мужчины разгладилось, и он, пару раз облегченно вздохнув полной грудью, приблизился к парапету.
— Подождите, — остановил его я. — Вы должны меня ударить.
— Верно… — Он отступил на шаг и вдруг застыл на месте, поведя мощными плечами, словно пытался избавиться от наручников. — У вас есть нож?
— Нож? Но я не могу…
— Нет-нет, — нетерпеливо произнес Прайс. — Срежьте медальон у меня с шеи. — Он наклонил голову, показав тонкий кожаный шнурок вокруг горла. — Это ее вещица. Не хочу, чтобы она ушла на дно вместе со мной.
Вытащив нож, я продел лезвие под ремешок и, разрезав его, поймал за концы. В ладонь мне упал оловянный кругляш. Я ощупал его. Похоже на образок — вроде того, что подарила мне Белинда. На моем был изображен Святой Михаил — покровитель полицейских, однако я не стал его носить и хранил дома, в шкатулке. Снова вспомнив слова Бел, я удивился, насколько по-дурацки себя повел, отказавшись от символа помощи.
— Кто здесь изображен?
— Святая Зита, покровительница горничных и домашней прислуги, — тихо сказал Прайс. — Кажется, Элейн она помочь не смогла. Вы сохраните медальон? Я недостоин того, чтобы меня помнили, а вот Элейн…
— Конечно, — сдавленно произнес я, осторожно опустил образок в карман и выпрямился, ожидая удара.
Удар был хорош. Его лоб с размаху врезался мне в голову. Свет на миг померк, и жуткая боль пронзила шею и позвоночник. Я потерял равновесие и, упав навзничь, встал не сразу. Словно в тумане видел, как могучая фигура метнулась в сторону и исчезла из вида.
Как только зрение прояснилось, я с трудом поднялся на ноги и наклонился над парапетом. В лунной дорожке, падавшей на реку, виднелся темный силуэт. Еще миг — и он ушел под воду. Поток сомкнулся и равномерно покатил свои волны дальше, а бледный серебристый луч, поглотив помеху, вновь протянулся от моста до скрывающегося в темноте берега. В груди у меня образовалась пустота, которая тут же заполнилась страшным сомнением.
Правильно ли я поступил?..
ГЛАВА 48
На следующее утро, едва часы пробили шесть, я отправил записку Кэтрин, сообщив, что преступник найден и им с Белиндой ничего более не угрожает.
В Ярде в такую рань никого еще не было, кроме дежурного сержанта и одного из констеблей.
Снова вторник… Только на этот раз все иначе.
Встав на пороге своей комнаты, я дождался прихода Винсента. Ни разу за то время, что он возглавлял Ярд, мне не приходилось видеть, как шеф утром шествует от входной двери к своему кабинету. Его походка и взгляд были исполнены спокойной уверенности и говорили об уме и сдержанном нраве. Возможно, с самого начала он не признавал моих достоинств, однако и я не отдавал Винсенту должное. Лишь сегодня понял, насколько мой шеф соответствовал своему предназначению, — ведь ему предстояло восстановить доверие общества, отразить нападки Куотермена и ему подобных чиновников и наладить цивилизованный контакт с прессой. Что уж говорить об управлении людьми самого разного происхождения и склада характера…
Заметив меня, он сразу обратил внимание на огромный синяк на лбу и обронил:
— Дайте мне десять минут, мистер Корраван.
— Слушаюсь, сэр.
Сегодня я придерживался субординации как никогда, и шеф задержал на мне внимательный взгляд. Наконец он вошел в свой кабинет, а я вернулся к своему столу. Теперь остается только ждать. Повременив десять минут, я постучался к Винсенту и получил разрешение войти.
Шеф стоял у стола, держа в руке развернутое письмо. Раздеться он так и не успел. Мое появление нарушило его раздумья, и Винсент, свернув листок, шумно выдохнул.
— Пишут из госпиталя. Стайлз пришел в себя, температура спала.
— Слава богу, — воскликнул я, на миг забыв, с чем пришел.
— Сегодня утром у Блэкфрайерс-бридж обнаружили тело крупного темноволосого мужчины в наручниках, — сказал шеф, кивнув на другое письмо, лежащее на столе.
Я изо всех сил сохранял невозмутимое выражение лица, пока Винсент, сняв пальто, пристраивал его на скрипучей вешалке. Наконец он уселся и жестом пригласил меня занять второе кресло.
— Говорят, вы вчера были у дома Гриффитсов? Сержант, дежуривший у входа, сообщил, что вы преследовали их семейный экипаж, а потом прислали его к дому с двумя женщинами в кабине.
— Так точно, сэр. Молодой полисмен не спускал с дома глаз. Именно он и навел меня на мысль, как Прайс планирует захватить миссис Гриффитс с дочерью.
— Стало быть, вы задержали преступника.
Я подробно изложил разговор с Прайсом, кое о чем благоразумно умолчав.
— Значит, он признался, — заметил Винсент. — Где вы находились в этот момент?
Ответ у меня был готов еще со вчерашнего вечера.
— На мосту, сэр. Я надел на него наручники. Прайс сказал, что готов говорить, но хочет, чтобы
