ездили с ними в город Кунгур, что неподалеку от Перми, в ледяные подземные пещеры. Но самое большое впечатление на наших юных москвичей произвели несколько дней, которые они провели в Пермском заказнике.
Они добирались туда на электричке. В одном месте поезд проезжал вдоль небольшой речки, наверное, одного из притоков широкой реки Камы. Красота вокруг была неописуемая. Река здесь делает изгиб, и вдоль ее берега идет железная дорога местного значения. Вся жизнь сосредоточена по правому берегу, а на левом, к которому в этом месте нет ни моста, ни парома, находится только густой лес и среди деревьев видны несколько деревянных домиков. Это и есть заповедник, о котором я говорила. Но на территорию посторонним вход заказан, только сотрудникам можно там находиться. Поэтому он и называется заказник. Танина двоюродная тетя Галя, с которой наши дети ехали на этом поезде, как раз таким сотрудником и являлась. Когда они уже подъезжали к станции, Галя стала махать из окна вагона белым платком. Это был знак, чтобы кто-нибудь из сотрудников на том берегу на лодке забрал гостей и перевез от станции в «запретную» зону.
Жить в старом, но хорошо ухоженном крестьянском доме с печкой, которая топится дровами, есть из деревянной посуды деревянными ложками жареные грибы с картошкой и закусывать свежим хрустящим огурчиком – уже это для наших детей было и радостью, и приключением. А еще наблюдать из засады жизнь диких зверей, которые приходили к прикормленным местам, – это и лоси, и косули, и куропатки с глухарями, и даже небольшие кабаны с полосатыми юркими поросятами. Сколько было радости и рассказов, когда наши путешественники вернулись домой!
В следующем году после поездки в Пермь с Таней случилось чрезвычайное происшествие. Как-то раз, в пятницу после работы, сказав, что пойдет к кому-то из подружек, она не вернулась домой ночевать. Было уже поздно, а ее всё нет и нет. Мы стали беспокоиться, обзванивать подруг. Ни у кого ее сегодня не было. Так всю ночь и прождали, очень волнуясь. Даже в милицию и больницы Лена звонила от волнения, узнать, не привозили ли нашу девочку к ним. Наутро выяснилось, что она жива и здорова, а ночевала у какого-то юноши – аспиранта с их кафедры. Это было для нас как гром среди ясного неба, мы ни о каком мальчике не слышали от нее. Оказалось, что Таня с ним встречается уже не один месяц, потеряла с ним девственность и вот в первый раз осталась на ночь. Всё бы ничего в этой истории, ну пожурили бы родители и жизнь бы продолжалась дальше. Но здесь один особенный момент: аспирант был иностранцем, родом из Египта…
Я как это узнала, сразу стала волноваться за Танюшу: а вдруг у них любовь и серьезные отношения, что тогда будет? Я же знаю нашу семью. При всей любви к ним, могу сказать, что Таня по характеру была мягким, даже слабым человеком и никогда в семейных спорах не могла постоять за себя. А родители, особенно Лена, были волевыми людьми, хотевшими, чтоб дети слушались их беспрекословно, чтоб всё в семье было так, как они считают правильным и нужным. С Андреем такое не проходило. Хоть в ход порой шел ремень, он был упорным и мог постоять за свои интересы. Это он, наверно, такой в Лену уродился. А вот Таня плакала при разногласиях, но соглашалась с уверенной в своей правоте мамой, и я очень боялась, что ее ранимую душу могут пусть и не специально, но всё же сломать.
После этого события Игорь ездил встречаться с этим иностранным юношей, приехал весь взбудораженный, злой, сказал, что он этому африканцу свою дочь не отдаст. Остыв, рассказал, что у того пятеро братьев, а он из них старший. В семье работает только отец, и живут они в какой-то египетской деревне в маленькой квартире. Таня говорила, что она его любит и готова за ним на край света. Лена же сказала как отрезала, что края света для ее дочери не будет, и точка. И добавила, что как мать и член партии не допустит, чтоб ее дочь стала третьей женой какого-то деревенского египтянина.
Я очень за Таню переживала, но ничем ей не могла помочь, ведь моего мнения даже никто не спрашивал. В первый раз на моей памяти в семье был такой конфликт. Андрей не понимал, в чем дело, чью сторону ему принять, и очень поэтому нервничал. А старшие просто ополчились на Таню, каждый день беседовали с бедной девочкой, она ходила по дому с затравленным видом и всегда с заплаканным лицом.
Ее аспирант вскоре защитился и уехал из России, накал страстей в семье стих. Таня же по-прежнему грустила дома, и Игорь ее ругал за «кислый вид». Позже я узнала, что Андрей был в курсе некоторых сердечных дел сестры, и он рассказал мне кое-что из того, что знал. Этот молодой египтянин, его звали Сопхи, был из небогатой, но образованной семьи, его папа работал учителем и директором школы, и то и другое считается очень почетным в их стране, особенно в провинции. Всё, что Андрейка мне рассказывал, вызывало у меня уважение к Таниному избраннику. Вот, например, он был очень экономным, но Таню приглашал в кафе, покупал ей цветы и всегда платил за нее, когда они где-то были. Когда она впервые попала к нему домой, в комнату, которую он снимал, то удивилась скромности его жилья. А он сказал, что копит деньги родным. Вскоре у него был день рождения, и когда она спросила его, какой бы он хотел получить подарок, не именно от нее, а вообще, то он сказал, что на сэкономленные деньги он в этот день купит холодильник и отправит домой. Это и будет ему самым желанным подарком ко дню рождения.
Таня рассказывала брату, что Сопхи после защиты диссертации сразу пригласили преподавать в университет в Хельсинки. Он писал ей оттуда письма на работу, так как они с Таней не хотели, чтоб родные их читали. Он звал ее приехать к нему, чтобы пожениться и остаться жить в Европе. Он не собирался возвращаться в Египет. Наша девочка страдала, но родителям боялась рассказывать. Почти пять лет продолжалась их переписка, и Таня всё это время ни с кем не встречалась. Игорь, не зная причины, дразнил ее старой девой. Была у него в характере такая вредная привычка. Наверное, досталась от отца, тот тоже любил подразнить людей. На пятый год Тане, видимо,
