- Ты вкусно пахнешь! – сообщил он ей тем временем.
- Да, мне говорили, - с усмешкой отозвалась она. – Хочешь убить меня?
- Хм, надо подумать… - он снова стал водить носом по ее шее. – Он злится, когда я начинаю об этом думать! - с усмешкой отозвался зверь, несколько раздраженный фактом постороннего присутствия в своих мыслях: такого никогда не случалось раньше. Но большую досаду вызывало то, что сам Зер таких фокусов проделывать не мог.
- А Валерия, ее ты тоже все еще хочешь убить? – пропустив его реплику и не дождавшись ответа на свой, без сомнения, важный вопрос, произнесла она.
- Маленькую принцессу? – хмыкнув, переспросил зверь.- Девчонка пыталась убить моего хозяина, а ОН помог ей добить его, так что я в некотором роде в долгу… он избавил меня от власти крови и отомстил ему! - неожиданно произнес Зер. Оборотень, в самом деле, не ожидал, что именно его человеческая сущность сможет освободить зверя от проклятия!
– Я не трону твоих девочек, но у меня будет два условия! - теперь он явно говорил сам с собой, и Аделина застыла в его руках, обратившись в слух и даже перестав дышать.
- Я буду терпеть возле себя только одну из них и та, что ты выберешь, будет кормить меня каждую луну, Лин, иначе жажда снова ослепит меня, и я буду убивать… снова убивать и получать от этого удовольствие! – веско и твердо произнес он.
Ада чувствовала, как вибрировало в этот момент его тело, словно Лин пытался прорваться наружу и подавить Зера, но тот не поддавался и продолжал прижимать к себе ее тело.
- Кажется, ему не очень нравится моя идея, - хмыкнул зверь. – Ну, а как она тебе?
- Я не совсем уверена в том, что значит твое «кормить меня», - сдавленно проговорила магичка.
- Я могу показать! – с улыбкой отозвался оборотень, и широкая когтистая ладонь поползла вверх к ее горлу.
- Не думаю, что ему понравятся следы моих клыков на твоей шее, - прокомментировал он свои действия.
Острый коготь оцарапал нежную кожу, и магичка зашипела от боли, но не попыталась вырваться и позвать на помощь. Кровь тут же наполнила порез и уверенной струйкой устремилась вниз по плечу.
Зер не собирался пить из раны, зная, что его слюна причинит ей боль и еще больше спровоцирует Лина, он медленно стал слизывать капли с ее кожи, закрывая глаза от удовольствия.
Аделина зажмурилась, чувствуя напряжение во всем теле, а потом вспомнилось, как еще недавно ее мучил Гров, и неожиданно пришло осознание, что тогда ей было страшнее, да и больнее тоже во много раз.
Она расслабила плечи, а через несколько мгновений шершавый язык оставил ее в покое, и Зер вдруг развернул девушку к себе лицом, заглядывая в глаза.
Она неуверенно потянулась дрожащей рукой к его лицу, коснулась несколько измененного перевоплощением подбородка, скул, стараясь узнать в них черты лица любимого.
Зверь изучал завороженную жертву с неким удивлением и раздражением.
- Ты не способен чувствовать? – спросила она, прочитав его взгляд.
- Нет, создатель сделал меня не для этого: любить и чувствовать ЕГО удел, а не мой! – фыркнул Зер. – Но ты мне нравишься, магичка! - Думаю, я мог бы оставить твою жизнь тебе! – уверенно отозвался он.
Аделина почувствовала, как на глазах прорвались слезы, и сама прижалась к твердой как камень груди.
Зверь вздрогнул, зарычал, до боли стиснул ее в своих руках, так что она испуганно вздрогнула, а потом вдруг раздался голос, совсем другой голос.
- Никогда, никогда больше так не делай! Мы недоговаривались о том, что ты пойдешь в клетку! О чем ты думала! – Лин разжал объятия и попытался встряхнуть девушку.
- Кстати, со мной она об этом тоже недоговаривалась, - подал голос молчащий до этих пор вампир.
- Я должна была сделать это! Ты ведь так боялся, что он убьет меня, а он не тронул! – упрямо и веско отбивалась от его нападок девушка.
- В этот раз – не тронул! – поправил ее Лин.
- ТЫ слышал, что он сказал? Он хочет, чтобы ты сделал выбор! – она замолчала, спрятав свое лицо на его груди.
Лин же тем временем изучал лицо Грова, сейчас оно не выражало ничего особенного, хотя еще несколько минут назад он отчетливо ощущал на себе его подавляющую и доминирующую над Зером власть.
- Почему ты не сказал мне!?
- Не был уверен, - пожал плечами Гров. – Ты не чувствуешь моей силы, но ее ощущает и поддается ей Зер! – полностью довольный собой, сообщил вампир.
Лин молчаливо кивнул в ответ и снова посмотрел на девушку, такую маленькую и хрупкую, что, кажется, стоит сжать чуть сильнее, и она сломается. Он заглянул в серо-зеленые глаза и с недоумением понял, почему все это время она казалась ему такой пустышкой и незначимой: в детстве Ада была обижена из-за его откровенного безразличия и оттого временами задирала свой носик и строила из себя капризную принцесску. Она и теперь временами примеряет на себя образ невозмутимой и стервозной магианы, играючи расправляющейся со своими недоброжелателями и собирающей вокруг толпу вздыхающих поклонников.
- Я никогда не выберу ту, для которой навечно буду напоминанием о смерти ее родителей, да и она любит меня совсем другой любовью! – грустно усмехнулся он, изучая пальцами ее лицо, как совсем недавно она изучала лицо Зера.
- А я?
- А ты… мое наказание за все грехи: самое жестокое из всех наказаний! – со вздохом отозвался Лин.
Он осторожно склонился к ее лицу и коснулся губами ее губ: мимолетно, словно только попробовав их, с опаской и недоверием, еще не зная, какой будет собственная реакция на это касание.
В груди почему-то стало теплее и спокойнее, но он не тешил себя иллюзиями, хмуро разглядывая подсыхающий на ее шее порез.
И думал о том, какой ужас ему пришлось испытать, когда он понял, что может не успеть подавить в себя зверя, если тот захочет ей навредить.
Именно поэтому она, по его настоянию, уже вскоре была вынуждена покинуть камеру, а сам Лин еще долго вел с Гровом ожесточенную беседу на предмет его далеко идущих планов на будущее.
Лин не был уверен в том, что доверяет вампиру настолько, чтобы пойти с ним, особенно после того представления, что они на пару с Адой ему устроили. Он не был уверен в том, что Гров сможет при необходимости совладать с Зером и не был уверен в том, что император вообще позволит ему покинуть эту камеру.
Девушка же, словно опьяненная последними успехами, слушала их, но воспринимала все будто бы через слой ваты, с трудом вникая в сказанное: да и какая ей разница до его аргументов, когда она уже сердцем чувствовала, что сможет до него достучаться, а значит, и уговорит рискнуть всем тоже.
О собственном риске она задумалась многим позже, в одиночестве своей комнаты, когда минуло еще несколько счастливых дней, дней в которые ей было позволено входить к нему, обнимать, похищать скромные, но до боли необходимые прикосновения и даже неуверенные и почти невинные поцелуи.
