тем более, что времени на размышления не остаётся — ворота щёлкают и медленно разъезжаются. Нас впускают внутрь, а я оглядываю огромную территорию уснувшего на зиму двора.
Высокий мужчина с бычьей шеей встречает нас на пороге здания, засунув в карманы брюк мощные ручищи. Он больше похож на борца или тяжелоатлета, чем на футбольного тренера.
Несмотря на холод, на нём нет верхней одежды, а рукава рубашки закатаны до локтей.
— Вот умеешь ты, Обухов, время для визитов выбирать, — тренер говорит тяжело, будто вместо слов камни ворочает. — Вот вообще не до тебя.
— Но, тренер! — дурачится Обухов. — Что я, зря в такую даль тащился, чтобы на пороге умереть?
Тренер закатывает глаза, тяжело вздыхает и будто бы только что меня замечает. Мажет по лицу рассеянным взглядом, а после смотрит уже пристальнее, изучает.
Он меня что, узнал? Неосознанно отступаю назад, за спину Обухова. Мне неловко и стыдно.
— На минутку? — он дёргает подбородком в сторону, отзывая меня.
Кошусь на Обухова, а тот руками разводит.
Тренер заводит меня в небольшую комнату, закрывает дверь и начинает без предисловий.
— Ты та девушка с видео? Не волнуйся, это не самое страшное в жизни. Я только сказать хотел, что Демид этого не делал.
Молчу, тереблю лямку рюкзака, смотрю куда угодно, только не на тренера. Стыдно.
— Ты же к нему приехала?
Киваю, а сердце клокочет, норовя из груди выскочить.
— Это хорошо, что ты приехала. Может быть, у тебя получится его угомонить. Я… сделал глупость, усомнился в Демиде. На минутку поверил, пригрозил из команды выгнать. Мне стыдно.
Мне тоже, тренер, мне тоже.
Тренер ещё что-то сказать хочет, но в коридоре какой-то шум, грохот и громкие голоса.
— Я убью тебя, сволочь, — этот голос я узнаю из миллионов похожих.
Демид!
— Да это просто шутка была, розыгрыш, — кричит кто-то в ответ и следом снова раздаётся грохот.
— Ох уж эти мальчишки, — сокрушается тренер. — Оставишь на пять минут, а они уже дерутся.
Я бегу вперёд первее тренера, оказываюсь в коридоре, а там Демид… и одна мысль в голове: «Хорошо, что его держит Обухов, хорошо, что он поехал со мной».
— Да отойди ты, девочка, — тренер мягко отпихивает меня в сторону, спешит встать между парнями, но Демид в такой ярости, что тренеру приходится туго.
Почему Демид набросился на этого парня? Кирилл его зовут, кажется. Я видела его на тренировке, шустрый такой, по полю летает, хотя Демид, конечно, играет лучше.
— Ты урод, — Демид брызжет злостью, ничего вокруг, кроме своего соперника, не замечает. А тот снова пытается рассказать о каком-то розыгрыше, пранке, а я ничего не понимаю.
— Да денег он Никите должен, — другой парень выходит из-за угла и презрительно смотрит на Кирилла. — Что, Иуда, предал за тридцать монет?
— А ну, успокоились все! Мигом! — рявкает тренер, а я громко ойкаю и подпрыгиваю на месте. Ох уж этот тренер, поджилки от его крика трясутся.
Демид замирает и наконец медленно поворачивается в мою сторону. Глаза расширяются, становятся огромными, в них радость узнавания, сожаление, тоска… так много всего.
— Ты…
— Лавр…
Обухов хмыкает, отпускает Демида, а тренер утаскивает за собой Кирилла и второго парня, схватив их за шкирки, словно маленьких котят. Илья хватает Демида за плечи и, встряхнув, замыкает взгляд на себе.
— Послушай, Лавр, послушай меня! Мы прижмём этого козла законно. Вспомни, кто мой отец, вспомни, кто твой. Если ты будешь со всеми драться, бить морды даже ради благого дела, ты попадёшь в тюрягу.
Илья прислоняется лбом ко лбу Демида и говорит тихо: «Я сразу знал, что это не ты. Сразу. Ты не предатель».
Меня переполняют эмоции, и я сбегаю. Но на этот раз не на улицу, а в ту комнату, в которой мы разговаривали с тренером. Отворачиваюсь к стене, лбом к прохладной штукатурке прислоняюсь, жду чего-то.
— Яся… — Демид подходит ко мне со спины неожиданно, кладёт руки на плечи, крепко сжимает. Подбородком в затылок упирается, держит, чтобы не сбежала никуда. — Яся… все мозги отшибло, когда видео тренер показал. Молчи, пожалуйста, не перебивай меня. Мне будто что-то в грудь воткнули, больно так стало, обидно. А когда понял, что это Никита, ещё хуже сделалось. Он…
— Прости меня, Демид, — говорю и всхлипываю.
— Дурочка, — разворачивает к себе, подбородок поддевает, заставляет в глаза смотреть. — У меня-то за что прощения просишь? Ты в чём виновата? Не смей плакать!
Нос вытираю, улыбнуться пытаюсь, но в глаза Демиду смотреть не могу и с риском окосеть отвожу взгляд.
— Я вдруг поверила, что ты научился быть подлым… я усомнилась в тебе, обиделась. Только о себе думала, а ведь ты тоже пострадал. И даже намного больше меня.
— О чём ты?
— Потому что у тебя был друг, а появилась я и всё испортила. И тренер на тебя злился, ты чуть из команды не вылетел.
— Я сам готов был уйти, — говорит, брови хмурит, а на переносице глубокая складка. — Сегодня же хотел, готов был просрать игру, бросить команду. Я готов был их предать.
— Почему?
— Потому что я снова выбрал тебя. Всегда я выбираю только тебя, Синеглазка.
Я молчу поражённая его словами. Он действительно готов был бросить любимый футбол из-за меня?
— Когда мне тренер видео это показал, у меня одна мысль была: ты осталась наедине с этим дерьмом, а я ничего не могу поделать. Чуть фляга от этого не потекла. Но ты не волнуйся, — наклоняется ниже, носом щеки моей касается, шумно дышит, — я со всем разберусь. Моя страница взломана, но через знакомых парней всё восстановлено и удалено. С сайта универа тоже всё удалили, сервак почистили. Знаешь, есть бонусы в том, чтобы быть сыном вузовского спонсора, отличником и звездой команды — это авторитет. Меня уважают, некоторые побаиваются. Не станут о тебе сплетни распускать, не рискнут.
— А преподаватели?
— Не парься, травить тебя никто не станет. Ты же тоже будущая гордость, да? Не всякий студент способен все республиканские предметки «взять» и так гореть учёбой, как ты. Они же не дураки.
— Почему вы сцепились с этим…
Демид становится мрачнее тучи и со злостью слова выталкивает:
— Потому что он пробрался в кабинет тренера и пошаманил с моим списком контактов. Его сдал Юрка, нападающий.
— Я звонила тебе…
— Ну вот потому я его и готов был грохнуть. Я даже себе никогда не позволял твой номер в чёрный список заносить, — невесело шутит, а я утыкаюсь носом в его широкую грудь.
— Что это за люди, а? Почему каждый считает, что имеет право рушить
