Книга Психопомп - Александр Иосифович Нежный

Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 168

то-ореадор, тореадор… Зна-ай… Юрий Петрович резко оборвал арию и промолвил нечто о деньгах. Как ни крути, а они все или, по крайней мере, многое решают. Сейчас к порядочному врачу не сунешься без пяти тысяч в кармане, негодующе воскликнул он. Аптека грабит, магазин грабит, жекеха грабит. Разбой. Обещал, обещал, кивнул он на портрет Путина, с которого моложавый Владимир Владимирович с мягкой улыбкой взирал на своих подданных – и на стражей порядка, и на тех, кто сбился с правильного пути, и что? Мы-то здесь кое-что знаем и про него, и про всех его… он поискал слово и обронил: подельников. Поверите, Ольга Васильевна, наболело. Как жить? Вы замужем? Нет? А у меня на этих вот руках, – он предъявил свои белые, покрытые рыжеватой порослью полные руки, – трое детей и больная жена. Три девочки. Младшей пять, старшая в девятом. Кулаков повернул стоящую перед ним на столе фотографию в деревянной рамке, и Оля увидела худую женщину с тяжелым взглядом выпуклых глаз, похожую на нее крупную девочку, уже девушку, девочку помладше и совсем маленькую, рыженькую и веснушчатую, о которой любящий отец сообщил потеплевшим голосом: вся в меня. В дверь коротко стукнули, распахнули, но Кулаков махнул рукой вставшему на пороге молодому человеку. Занят! Знаете, Ольга Васильевна, мне вас жаль. Мне даже хочется вам верить, несмотря на эту Люсю с ее сумкой… Кто она такая, вы хоть знаете? Оля молчала. Наркоманка, наркоторговка, конченый человек, если Господь Бог ей не поможет. Выбирать надо подруг, Ольга Васильевна. Сказав это, Кулаков вылез из своего кресла и оказался человеком среднего роста с переваливающим через ремень животом. Открыв дверь, он выглянул в коридор, закрыл и защелкнул ее на замок. С недоумением следила Оля за его действиями. Затем он покружил по кабинету, приговаривая любимое свое «так-так» – вероятно, вслед своим размышлениям, подошел к окну, с отвращением выглянул на улицу, спросил, обращаясь к белесому небу: разве можно жить в такой жаре? и уселся наконец в скрипнувшее под ним кресло. Вот что, произнес он, отдуваясь и вытирая скомканным платком пот со лба и полных щек, дела ваши из рук вон. У нас еще установка на усиление… а! вам знать не обязательно. И в свете всего этого не миновать вам предварительного заключения и обвинительного приговора. Вам хочется в тюрьму, Ольга Васильевна? Нет, вздрогнув, сказала Оля. Вот и я почему-то так думаю. И есть у нас с вами маленькая возможность, – Кулаков выдрал страницу из настольного календаря, написал на ней что-то и пододвинул Оле, – которой грех не воспользоваться. Она увидела: $50 000 и недоумевающе взглянула на Кулакова. Это что? Это, ответил он, сумма, которая избавит вас от всех неприятностей. Вы передаете ее мне – и свободны, как ветер, и счастливы, как дитя. Дайте. Он взял страничку и порвал ее на мелкие кусочки. Всего-навсего. Вы сейчас думаете, да где я возьму столько зеленых денег, да куда он загнул, а я вам скажу, продайте корову и купите себе свободу. Разве не так? Вы не замужем; но друг у вас есть? Друг? – переспросила Оля, едва в силах понять, о чем ее спрашивают. Друг есть. Вот и прекрасно! – воскликнул Кулаков. Он и поможет. А если не поможет, какой он друг?

Часть вторая

Глава шестая

1.

Продолжая нашу повесть, мы не можем умолчать о смятении, охватившем и Марка, и его отца Лоллия (не говорим здесь о несчастной Оле, ставшей жертвой человеческой низости), когда они оказались лицом к лицу, можно сказать, со сфинксом, задавшим им смертельную задачу – в течение десяти дней раздобыть гигантские для них деньги. Почему мы говорим: смертельную? Гм. А разве не грозят Оле тюремные узы сроком – страшно промолвить – в десять, а возможно, и более лет? Ведь это бездна, господа мои, готовая навсегда поглотить сброшенного в нее человека. Так думал и говорил Марк, плохо слушая успокаивающие слова отца, что даже самый плохой исход вовсе не так трагичен, как это кажется сыну. И в тюрьме люди живут, утверждал Лоллий, ссылаясь на свои поездки в места не столь отдаленные и знакомство с некоторыми узниками, как еще тянущими свой срок у «хозяина», так и вышедшими на волю и окунувшимися в радости и горести свободной жизни. Правда, у тех, кому пришлось основательно потоптать зону, в глазах остается некий едва различимый налет, некая, точнее сказать, дымка, выдающая пережитое ими испытание неволей. Что ж, непримиримо отвечал на это Марк, и у Оли в глазах будет такая же дымка? И едва ему представлялось, что мягкий свет темных глаз его любимой будет подернут лагерным туманом, как он начинал с новой силой ненавидеть и подлую Люську, и бесчестного следователя, и вообще – весь этот жестокий, несправедливый мир, изготовившийся похитить у него Олю. Он должен был либо изобличить ложь и вывести на чистую воду и падшую Люсю, и пользующегося своей властью негодяя – либо заплатить за нее выкуп, своего рода вено – и слово это, однажды вылетевшее из уст Марка, привело Лоллия в тихий восторг, и он довольно потирал руки, приговаривая: честным пирком, да за свадебку. Марк отмахивался.

Ты сначала найди эти пятьдесят тысяч. Лоллий чесал лысеющую голову. Было отчего задуматься. Мы живем в стране неслыханных богатств, но по какой-то ужасной насмешке судьбы нам суждено лишь издалека облизываться, созерцая, как уплывают мимо нас и нефть, и газ, и всякие ископаемые сокровища. Сыпем крупную соль на раны. Обидно сознавать, что тебе не перепало ни крохи из природных кладовых нашей великой Родины. При советской власти все было всеобщее, государственное, отчего создавалось впечатление, что существовал колоссальных размеров Молох, ненасытное идолище, пожиравшее и нефть, и золото, и алмазы, и все, что имеет более или менее весомую цену, тогда как его замученные подданные покорно вставали в бесконечную очередь за колбасой и ширпотребом. При новой власти все расхапали воспитанные комсомолом ушлые ребята, обладающие каким-то особенным, в живой природе присущим гиенам талантом рвать из плоти России самые лучшие ее куски. Затем в дело вступили чекисты и чисто вымытыми руками принялись загребать еще не сворованное и отнимать уже присвоенное. Нет, нет, мы не желаем вдаваться в экономику, как ту, из недавнего прошлого, которая обречена была гнить на корню, так и эту, лишенную проблесков человечности. О чем толковать. Если родился в безжалостное время в безжалостной стране и не имеешь сил

Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 168