казалось, были идеальной композицией. Я медленно повернулась, боясь того, что увижу.
Нино сидел за роялем с закрытыми глазами, склонив голову набок, а его пальцы порхали по клавишам. Он представлял собой зрелище со своими ужасными татуировками, бесчисленными шрамами и идеально вылепленным бесстрастным лицом. Я была уверена, что сколько бы я ни прожила, я никогда не увижу ничего более захватывающего дух, чем Нино, выталкивающий чудесные ноты из моего пианино.
Совершенная композиция боролась с расстроенными нотами, а затем внезапно, необъяснимо, они больше не боролись за доминирование. Они обнимали друг друга, и это было более совершенное сочетание, чем любая рассчитанная симфония, потому что она несла в себе тоску и надежду, страх и смирение, любовь и ненависть. Она несла все это, и я не могла защитить себя от этого.
Слезы, которые я сдерживала, выскользнули наружу, и я обхватила себя руками за грудь, как будто это могло остановить мое сердце. Когда смолкла последняя нота, я стояла и дрожала.
Нино открыл глаза и посмотрел на меня. И тогда я поняла, что если то, что я увидела в глазах Нино, то, что я увидела на его лице, было симулировано, то я смогу жить с этим, потому что это наполнило мое сердце таким теплом, что обожгло меня изнутри.
— Что это? — спросил он хриплым голосом.
Я шагнула к нему.
— Что?
— Скажи мне, — сказал он, вставая. — Что это, если не эмоции?
Я смотрела, не в силах понять, что он говорит, не смея надеяться.
— Песня… Что ты чувствуешь?
Нино медленно подошел ко мне и посмотрел так, словно я разрушила все, во что он верил. Он остановился прямо передо мной, стоя на две ступеньки ниже меня, так что мы были на уровне глаз, и я едва могла дышать.
— До тебя все было спокойно. Был порядок и логика.
Я вспомнила начало его песни, эту прекрасную композицию.
— А теперь? — я испустила хриплый выдох.
— Теперь, — прорычал он, и его лицо исказилось, — Теперь хаос.
Я сглотнула. Что мне было делать с таким откровением? Он испугал меня, обхватив ладонями мои щеки, приблизив наши лица, тяжело дыша мне в рот, его глаза были почти отчаянными.
— И ты хочешь вернуть спокойствие, — прошептала я.
Его брови сошлись на переносице, когда он посмотрел на меня. Он наклонил голову и поцеловал меня, мягко и медленно, ничего похожего на то, что я ожидала увидеть в его глазах.
— И да, и нет. Возможно. Я не знаю, — тихо сказал он. — К этому нужно привыкнуть.
И эта глупая надежда, что когда-нибудь Нино сможет… Нино полюбит меня, снова поселилась в моем сердце.
НИНО
Римо с опаской наблюдал за мной, засовывая в багажник еще несколько пистолетов. Через несколько часов они с Фабиано уедут в Чикаго. Через полчаса мы встречались в Сахарнице, чтобы сделать последние приготовления.
— Я все еще думаю, что должен поехать с вами, — твердо сказал я. — Вы с Фабиано непредсказуемая комбинация в Чикаго.
— Фабиано знает об этой организации больше, чем кто-либо из нас, и ты должен убедиться, что здесь ничего не происходит. Ты можешь навести порядок, если мы с Фабиано не вернемся.
— Твои шансы вернуться увеличатся, если я поеду с вами.
— Последние две недели ты вел себя странно, Нино. Думаю, тебе лучше остаться здесь.
Я нахмурился. Я лучше справлялся с собой, и кошмары прекратились. Но я уже не был тем, кем был раньше. Этого нельзя было отрицать.
Римо тронул меня за плечо.
— Что происходит? Мне стоит волноваться?
— Я не такой, каким был раньше, — начал я, не зная, как описать ему то, что сам едва понимал. — Я чувствую. Это все еще борьба, все еще не то, что чувствуют нормальные люди, я уверен в этом, но это есть.
Римо стал очень тихим.
— Это из-за Киары?
Я кивнул.
— Благодаря ей. Она боролась с демонами своего прошлого и заставила меня понять, что я тоже был скован воспоминаниями, управляемый чем-то, что, как мне казалось, я оставил позади.
Римо отвернулся, ярость исказила его лицо.
— Наша мать должна была умереть. Отец должен был убить ее после того, как вырезал из нее Адамо. Я должен был убить ее, когда пришел к власти, но она все еще там. Все еще чертовски жива.
Я тронул Римо за плечо.
— Она почти мертва. Тень человека. Она прошлое.
Римо отрывисто кивнул и встретился со мной взглядом, в его глазах было что-то темное и опасное. Я знал этот взгляд и видел его много раз прежде.
— Ты все еще рядом со мной теперь, когда ты стал таким мягким из-за Киары?
Я сжал его предплечье над татуировкой Каморры, и он повторил этот жест.
— Мы братья. Не только по рождению, но и по выбору, и я буду стоять рядом с тобой до последнего вздоха. Ничто этого не изменит. Киара знает это и принимает. Я тебя прикрою. — я сделал паузу. — И я не собираюсь размягчаться, не волнуйся. Эти новые ощущения… я боялся, что они ослабят меня, что я больше не смогу быть тем, в ком ты нуждаешься, но они этого не делают и не сделают. Я все еще не чувствую ни капли жалости или вины, когда убиваю и мучаю ради нашего дела, и это не изменится.
Римо кивнул и отпустил меня. Для него все было решено. Он знал, что я все еще был там для него.
— Теперь, когда я знаю, что ты можешь позаботиться о Вегасе, пока меня не будет, мне придется сосредоточиться на похищении счастливой невесты.
Я покачал головой. Римо был одержим. Я должен был быть голосом разума в этом и убедиться, что наш план действительно сработал. Эмоции не изменят того факта, что я был голосом логики между нами двумя. Что я всегда буду лучше контролировать свои эмоции, но Римо будет следовать своему плану, что бы я ни говорил.
Киара освободила меня от оков прошлого, и я желал того же Римо. Но Римо есть Римо, и он никогда не позволит девушке увидеть в нем то, что не вызывает страха и ужаса.
• ──── ✾ ──── •
Когда я вернулся домой рано вечером, Киара была в саду и практиковалась в стрельбе из ружья. С тех пор как она впервые взяла в руки пистолет, она стало намного лучше. Адамо был рядом с ней, время от времени поправляя ее руки. Через три недели, в свой четырнадцатый день рождения, он будет принят на службу, а теперь он ещё больше отдалился
