И царь сказал — будет тебе повеление.
Однако же сначала велел он отвести Джафара в хаммам, где его вымыли и растерли, и умастили благовониями, и нарядили в пышные одежды и вновь поставили перед царем, и увидел царь, что Джафар этот и впрямь очень красив, и блещет как луна среди звезд и как сокол средь голубей.
И Джафар вновь склонился в поклоне и спросил: «Где моя работа, о, царь?»
Будет тебе работа, сказал царь.
И тогда велел царь принести еще одежды цвета шафрана, и одежды цвета апельсина, и еще одежды, цвета весенней зелени и парчовые туфли и белоснежную чалму, и ручные и ножные браслеты, и рабы облачили во все это Джафара, и пришли танцовщицы ликом светлые, стройные станом, и плясали перед царем и перед Джафаром, и царь смотрел на этого Джафара и не видел в нем изъянов.
И вновь Джафар поклонился и спросил: «Когда же случится мой труд, о, царь?»
Скоро будет тебе твой труд, ответил царь.
И Джафар тщетно гадал, что же такое ему предстоит исполнить, и раздулся от гордости великой, ибо оказывал ему царь высокие почести, словно визирю правой руки. И думал «Наверное, слава о Джафаре и о его искусстве больше, чем мне то было ведомо».
И царь созывал визирей и советников, и они сели в диване, и Джафар с ними и слушал и судил, как положено, и не сказал ничего неразумного, и царь глядел на него и думал «Эта проклятая Ясмина полюбила достойного человека, да удлинится ее жизнь, а вместе с ней — и жизнь моего сына!».
И тогда велел он отвести Джафара в комнату, и увидел он слуг и служанок, и музыкантов и поваров, и невесту в покрывалах, и Джафар удивился великим удивлением, а царь сказал ему — вот твой труд, трудись!
И открыли покрывала, и показалась невеста в платье цвета шафрана, и затем увели ее и вывели вновь — в платье цвета морской волны, и вновь — в платье цвета заката, и почуял Джафар сердечное волнение и когда удалились посторонние и упали последние покрывала, увидел он маленькую Ясмину с соседней улицы, и была она бледна и исхудала, но глядела весело, и улыбалась ему. И Джафар взял в жены Ясмину и с ней богатое приданое, которым наградил его царь, и стал жить при дворце, и ходить в диван, и был весьма рад такому обороту событий.
И вот что было с Джафаром.
Что же до царевича, то он бледнел и чах, как прежде Ясмина, и заболел, и слег, и отказался от еды, и жизнь была ему не в радость, и гибель его была близка. И царь, сильно тому опечалившись, вновь послал за тем странствующим врачом и, приняв его со всем подобающим почтением, взмолился, говоря — вот, ты помог возлюбленной моего сына, гаремной девушке, и отвел от нее гибель, и она теперь весела и радостна, а сын мой, столь благородно сопоспешествоваший ее счастью, чахнет день ото дня и разрывается у меня сердце, когда гляжу на его мучения. И скажи мне, чем помочь этому горю, ведь он у меня один! Нет ли средства, чтобы он забыл эту девушку?
И ответил ему лекарь: «Такого средства нет».
И царь огорчился пуще прежнего.
И лекарь поразмыслил и сказал: «Сын твой совершенен сердцем и ради блага любимой сделал себе худо. А вот совершенен ли Джафар?»
«Не знаю, — сказал царь, — с виду он совершенен и нет у него изъянов. Он сидел в диване и не сказал ничего неразумного разумно, и виду он благородного».
«Вид — еще не все, — сказал лекарь. А вот совершенно ли его сердце?»
«Этого я не ведаю», — ответил царь.
«Он получил богатство и сан и жену, и все сразу, и не разу не усомнился в том, что получил он все это по заслугам. Но где его заслуги?».
«Его заслуги в том, что эта Ясмина полюбила его прежде, чем узнала моего сына, — сказал царь, — а мой сын уступил ее ради ее самой».
«Но это — не его заслуги, — возразил лекарь, — это заслуги Ясмины и твоего сына. А где он сам?»
«Того мне не ведомо» — сказал царь.
«Ну что ж, — сказал тогда лекарь, — это и следует установить».
И он удалился, и сделал омовение и постился три дня и три ночи, и пребывал в молитвах, а через три дня и три ночи облачился в чистое и вновь пришел к царю.
«Я нашел способ, — сказал он, — вот снадобье, каковое потребно принять Джафару».
«Не яд ли это?» — спросил царь (а он был царь весьма просвещенный и предпочитал не казнить правоверных без суда и следствия без особой на то нужды).
«Не яд, — сказал лекарь, — а в доказательство тому я дам его не только Джафару, но и твоему сыну и Ясмине — и все в один день и час».
«Если это последнее средство, то делай, что делаешь, — сказал царь, — однако же, учти, если сын мой погибнет в муках, а этому проклятому Джафару ничего не будет, ты и сам лишишься головы»
«Это последнее средство, — ответствовал лекарь, — однако ж, действие его сложное и прихотливое, и я готов сам его выпить первым, чтобы ты убедился, что оно безопасно».
И вот царь устроил как бы пир в честь Джафара, который, услышав про то, возрадовался, ибо решил, что царь намерен возвысить его еще больше, и оделся в лучшее платье и пришел, и Ясмина была при нем, однако ж, ее провели на женскую половину и усадили за завесу. Что же до царевича, то он ни про какие пиры и слушать не желал, а лежал на своем ложе, безразличный к миру. Однако же, услышав, что Ясмина будет там, он встал, оделся и пошел, поскольку надеялся, что выпадет ему случай повидать утраченную любовь свою. И он пришел на пир и сел рядом с царем, и начались танцы и музыка, и развлечения, и царевич сидел, мрачный ликом, а Джафар, напротив, сиял, как медный дирхем. Ибо, когда прослышал он, что царевич при смерти, то зародилась у него мысль, что царь приближает его к себе, чтобы сделать сыном и наследником.
И вот, когда пир был в разгаре, царь загрустил, и сел, подперев голову рукой, и Джафар забеспокоился и спросил, что с ним. И царь сказал: «Танцы и музыка, это приятно и прекрасно, однако ж, сердце мое стосковалось по чудесам, и вот, сказали мне, что за дверью стоит странствующий дервиш, и что ему ведомы тайны воздуха, огня и воды и хочет он показать эти тайны перед нашим лицом».
И сказал Джафар:
«Зовите его!»
А царевич ничего не сказал.
И вот, вошел странствующий дервиш (а это был тот лекарь, только переодетый) и стал показывать разные вещи, от которых у всех улетел разум — он выдыхал цветное пламя, и разговаривал с духами, а когда он выпустил из рукава пестрых бабочек, и они закружились под музыку по комнате, Джафар всплеснул руками и сказал — «Позволь, о, царь, чтобы и жена моя поглядела на такое чудо!». И царь позволил, и вышла Ясмина из-за завесы, скрытая под покрывалами, и стала любоваться на чудеса, и охать, и вздыхать, и царевич смотрел на нее, как жаждущий — на источник, а дервиш поклонился и сказал:
