Как оказалось, четырнадцати долларов вполне достаточно, чтобы немного перекусить «У Денни».
Еда улучшает мое настроение. Поэтому я начинаю испытывать серьезную вину за то, что обрушила свой гнев на Пака. Конечно, абсолютно во всем я с ним не согласна. Нет. Но пришло время взглянуть правде в глаза — у меня есть проблема с управлением гневом, и если я не найду способа улучшить наше общение, то рано или поздно это разлучит нас.
Официантка приносит мой счёт, и я подсчитываю, сколько должна плюс тридцать процентов чаевых. Это составляет ровно один доллар. Покачав головой, я кладу купюру на стол, почему, черт возьми, бы и нет? Затем направляюсь в уборную. Следом за мной заходит какая-то женщина. Покончив со своими делами, я кладу свою сумку на тумбочку, чтобы помыть руки. Стоит мне только потянуться за бумажными полотенцами, и я осознаю, кто эта женщина.
Это моя мать.
На заправке мне не удалось ее рассмотреть. Я была слишком напугана. Теперь я могу различить морщины вокруг её глаз, седину на висках, дрожащие руки... Она всё ещё одевается, как байкерская цыпочка, но ее жесткий, вялый взгляд — последствия тяжелой жизни.
— Прости, — шепчет она, смотря мне в глаза.
Агония в её голосе звучит так реально, что это меня почти подкупает. Потом я вспоминаю, что мама не человек. У неё нет настоящих эмоций, как у нормальных людей. Любой, кто способен чувствовать, не смог бы поступить так, как она.
— Я хочу извиниться, — умоляет она. — Пожалуйста, детка. Я облажалась. Теперь я это вижу.
— Отвали от меня.
— На заправке я осознала, что не видела тебя пять лет. Ты стала другой, малышка. Такая взрослая. Не могу поверить, что чуть не потеряла тебя снова. Пожалуйста, дай мне шанс все тебе объяснить.
— Я не хочу тебя слушать.
Она хмурится и сует руку в карман. В этот момент я понимаю, что что-то не так, и тянусь за сумочкой, пока она вытаскивает пистолет.
— Брось её и отойди от раковины, — холодно говорит она.
Сумка выпадает из моих рук, и я смотрю, как она медленно падает на пол.
— Жаль, что он тебя не убил, — шепчу я.
Она дрожит, но ее рука твердо держит пистолет.
— Ты сейчас выйдешь за дверь и пойдешь впереди меня, как будто всё в порядке, — говорит она. — Как только мы выйдем на улицу, ты сядешь в машину, и мы уедем.
Я качаю головой.
— Давай, пристрели меня. Я лучше умру, чем поеду с тобой.
— Ты не умрешь. На улице стоит Тини, а твой парень у него на прицеле. Если ты не сделаешь то, что я тебе говорю, я позвоню ему, и он пристрелит его. Давай, иди.
***
На заднем сиденье машины валяется мусор и упаковки от фастфуда. Я сижу напротив мамы и смотрю на неё, пока она одной рукой держит меня на мушке. Прижав к уху телефон, она бросает другой рукой мою сумку на переднее сиденье.
— Она со мной, — говорит мама.
Спустя мгновение Тини открывает водительскую дверь и садится внутрь. Я кричу и бросаюсь к двери, потому что не шутила, когда сказала, что лучше умру, чем поеду с ними. Тини, захлопнув дверь, быстро выезжает со стоянки, когда мама бросается на меня, разбивая мою голову об окно. Кто-то должен был нас заметить. Они должны были нас увидеть.
— Успокойся! — кричит Тини через плечо.
Я воспринимаю это как знак того, что должна сражаться еще сильнее. Затем он жмет по тормозам, и мы с мамой с глухим стуком валимся вперёд.
Тини поворачивается ко мне, подняв пистолет, и направляет его в мою голову.
— Ты мне никогда не нравилась, — шепчет он. — Поверь мне, я очень хочу нажать на этот курок.
— Не будь придурком, — умоляет мама. Это что намёк на настоящее чувство в её глазах? — Бекка, мы не хотим причинять тебе боль. Всё будет хорошо — тебе просто нужно сделать именно то, что я тебе скажу. Прежде всего, я собираюсь связать твои руки и ноги этой клейкой лентой. Ты должна успокоиться, милая. Иначе ты поранишься.
Я смотрю на пистолет, словно загипнотизированная. Это действительно так — я должна сделать выбор, иначе Тини сделает его за меня. Я вижу это по его лицу.
Внезапно я понимаю, что не готова умирать.
Мой отчим впивается в меня взглядом, держа пистолет, пока мама возится с рулоном клейкой ленты. Я напрягаю мышцы, в попытке заполучить немного свободного места для манёвра, пока она связывает меня. Менее чем через минуту она скрепляет мои руки, ноги и даже наклеивает полоску ленты на мой рот.
Тини одобрительно ворчит, выезжая на дорогу.
— Не волнуйся, дорогая, — говорит мама, обнимая меня за плечи и притягивая ближе к себе, как маленькую девочку… как будто это не она похищает меня. — Мама здесь. Я позабочусь о тебе.
***
Добрых сорок пять минут мы едем по пустыне, мимо нашего старого дома и вдоль высохшего русла реки. Наконец Тини останавливает машину возле дома на колёсах. Похожий на тот, который Уолтер Уайт использовал для приготовления мета в сериале «Во все тяжкие».
Зная свою маму, она смотрела этот сериал и явно была воодушевлена им.
Фургон, очевидно, стоит припаркованный там в течение долгого времени, и я гадаю, может ли эта штука всё ещё передвигаться. Похоже, нет. Они вытаскивают меня из машины, и я неуклюже прыгаю, с мамой с одной стороны, и с Тини — с другой. Конечно же, в фургоне воняет мочой — они определенно еще и готовят здесь.
Отлично. Зная мою удачу, это место взорвётся к чертям.
Мама помогает мне сесть на небольшую кушетку. Я жду допроса, но вместо этого они садятся за столик напротив меня. Тини бросает мою сумочку, а затем вытаскивает мой кошелек.
— Пусто, — говорит Тини через минуту. — Где деньги?
Мне требуется минута, чтобы понять, что он разговаривает со мной. Я жму плечами, неспособная ответить. Он рычит и наклоняется вперёд, срывая ленту с моего рта. Вместе с верхним покровом кожи.
Боже, как же больно.
— Я все время твердила тебе, что у меня нет денег. Я официантка и хожу в школу. Я потратила последнее, что у меня было на завтрак.
— А как же твой парень? — спрашивает моя мама, игривым голосом.
Видимо, она пытается сыграть в «заинтересованную маму», чтобы достать информацию. Ох, я многое могу ей рассказать.
— Ты помнишь того парня, который отвёз меня в Айдахо? Тот, который надрал тебе задницу? — Тини хмурится, а мама краснеет.
— Это было такое нелегкое время, — быстро говорит она. — Думаю, мы все оглядываемся назад и удивляемся...
— И что с ним? — требует Тини.
Срань господня, он вообще не целился в Пака. Тини ни за чтобы не забыл его лицо.
— Теперь он мой старик, и он привёл с собой друзей... — говорю я с ухмылкой. — Они, наверное, уже едут меня искать. Ты, правда, уверен, что хочешь его так разозлить?
