Ярость, гнев, обида затопили его, и он стал бить руками в крышку саркофага, бить с нечеловеческой силой. Один удар, второй, третий – но воздуха уже не было, в легкие вошла пустота, они сокращались, пульсировали, лопались, заливались кровью хрупкие лобулы, чернела, иссыхала плевра. Невидимый удав опоясал его горло, сдавил с нечеловеческой силой, в глазах стало темно, и он рухнул в бездну – необитаемую, необозримую, вечную…
Но бездна только чудилась бездной или, во всяком случае, было и у ней дно, потому что очень скоро из тьмы, прямо со дна проступила рыжая физиономия Чубакки. Чубакка больно шлепал Буша по щекам и приговаривал:
– Ну, давай же, базилевс, будь мужчиной! Поднимайся, нам сейчас не до смерти, чего ты разнюнился?!
С трудом, но все-таки разлепил Буш веки, увидел, что Чубакка не приснился ему и не почудился, на самом деле навис над ним, как давеча Мышастый, – вот только не было между ними крышки саркофага, и он мог при желании потрогать Рыжего и даже вцепиться ему в горло.
– Очухался? – сказал Рыжий. – Ну отлично, вылезай тогда, нечего тут лежать, это приспособление не для тебя приготовлено…
Буш не стал уточнять, для кого приготовлено приспособление, опираясь на руку Чубакки, полез вон из хрустального гроба. Голова слегка кружилась, но чувствовал он себя на удивление хорошо, легко.
Они быстро, как только мог Буш, пошли вон из пирамиды, но уже не тем путем, которым Буш сюда явился в прошлый раз, а каким-то другим, незнакомым.
Чубакка все время оглядывался назад и поторапливал Буша, который шел неверной стопой, пошатывался, как пьяный.
– Быстрее, – говорил он, – если не хочешь назад улечься.
Буш не хотел и поспешал как мог. Но все равно, наверное, было медленно: лицо Чубакки мрачнело с каждой секундой. Он, кажется, предвидел погоню, но не хотел говорить Бушу, не желал огорчать, может быть.
И все же они успели. Тайными коридорами добрались до кабинета Чубакки, никого не встретив по пути, а оттуда нырнули в еще один подземный проход. Буш и не знал, что дворец весь изрыт переходами, словно веками здесь тужились огромные мыши.
– Не мыши, не кроты даже – базилевсы древности понаделали, – объяснил Чубакка. – Очень предусмотрительно, при нашей жизни всегда пригодится.
Этот туннель вел наружу почти напрямик, пару раз только вильнул, огибая твердые породы…
Из туннеля они выбрались уже за пределами дворца, на улице их ждал неприметный старый автомобиль отечественной марки «Лада Калина».
За руль Чубакка сел сам, Буш устроился рядом. Триумвир завел мотор, подождал минуту, чтобы разогрелся. Кабина быстро наполнилась синеватым бензиновым смрадом, захотелось выскочить наружу. Но Чубакка открыл окно, сразу стало легче.
– А они разве ездят? – осторожно спросил базилевс, вдруг вспомнив все, что слышал об отечественном автопроме.
– Этот – ездит, – кивнул Чубакка. – Сделан по спецзаказу, не машина – ласточка, даже двери закрыть можно.
Наконец мотор разогрелся, и машина, тяжело громыхая железными внутренностями, вязко тронулась с места. Меньше всего она была похожа на ласточку, но Буш не стал об этом говорить: Чубакке виднее, он лучше разбирается в импортозамещении.
Возможно, автомобиль этот был не самый лучший, быстрый и комфортабельный из всех, которые можно себе представить, но он обладал одним несомненным достоинством – он все-таки довез их до башни «Коалиция». Прежде чем выйти из машины, Чубакка набросил на Буша просторный серый плащ и надел на голову кепку.
– В целом не поможет, конечно, – сказал он хмуро, – но хотя бы лишний раз глаза не мозолить.
Спустя пять минут, вознесенные на вершину могучим лифтом, они быстро прошли через охрану и вошли в квартиру Чубакки, занимавшую не только два верхних этажа, но, как знал Буш, даже и крышу.
– Выпьешь чего-нибудь? – спросил хозяин, открывая бар.
Буш пожал плечами.
– Надо выпить, – решил Рыжий.
Налил себе и Бушу коньяка, опрокинул в себя, не поморщившись, целую рюмку, налил еще.
– А ты что же? – спросил у базилевса.
Буш послушно вылил содержимое в рот, вкуса не почувствовал.
Чубакка посмотрел на часы, вздохнул, уселся в полосатое кресло и сказал:
– Времени у нас немного. Скоро появятся псы Мышастого. Мои парни не смогут их долго удерживать. Так что поспеши с вопросами.
Буш задумался. Он не знал, что спрашивать, и спросил первое, что пришло ему в голову.
– Почему вы меня спасаете? – спросил он.
Триумвир горько усмехнулся.
– Я не всегда был Чубаккой. Когда-то я был другим… Совсем другим.
Взгляд его затуманился, но времени не было, и Буш задал следующий вопрос:
– Что будет со страной дальше?
– Ничего не будет, – сказал Рыжий. – Как жила, так и станет жить.
Буш изумился.
– Но Мышастый сказал, что нужна жертва. А я должен умереть, чтобы жили люди.
– Мышастый соврал, – внушительно заметил Чубакка, – соврал, как и всегда. Ему надоело быть триумвиром и делить власть. Он сам хочет стать базилевсом. Но только настоящим, а не марионеткой. Извини, – добавил он, увидев, как изменилось лицо Буша.
Буш открыл было рот, но тут из-за двери донеслись крики и частые хлопки.
– Стреляют, – Чубакка нахмурился. – Мышастый идет ва-банк. Перебьют моих парней, за нас примутся.
Лицо у него сделалось мрачным, уксусным, он подошел к окну, обвел взглядом дымные окрестности. Где-то в недрах квартиры, в самом конце коридора загрохотали в дверь.
– Что делать будем? – спросил Буш, ему не хотелось обратно в хрустальный гроб, не хотелось слушать пения ангелов, не хотелось умирать ни за Мышастого, ни даже за все человечество.
Чубакка шагнул на подоконник, решительно распахнул широкую фрамугу, окно открылось, в комнату ворвался мутный, пропитанный гарью воздух мегаполиса.
– Бежим? – с надеждой спросил его Буш.
Чубакка ничего на это не ответил, просто потянул базилевса за собой, на подоконник, а потом вытолкнул его из комнаты. Буш ступил на тусклую, громыхнувшую железом крышу, растерянно огляделся по сторонам, увидел тонущий в вечернем мареве город, увидел провалы в пространстве, торчавшие там и сям зубья небоскребов, услышал дребезжание ока Диурона за спиной.
Чубакка уже стоял рядом, незаметно подталкивал его вперед и вперед, к самому краю крыши. Когда крыша кончилась и под ногами разверзлась пропасть, по дну которой чуть заметно ползли букашки-машины, Чубакка наконец остановился.
– Вот, – сказал он. – Это единственный путь.
Буш посмотрел на него изумленно: стоило спасать его из гроба, чтобы сбросить потом с крыши! Но Чубакка, видно, его скепсиса не разделял, все кивал мрачно головою, да, говорил, единственный путь, другого нет, или хочешь обратно в саркофаг, к удушью, к оцепенению, к визгливому пенью ангелов?
