Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Пусть принцесса Фредерика и сделалась императрицей Екатериной Алексеевной, пусть она поднялась на недосягаемую высоту, кто же теперь станет подпирать ее трон? Кто остановит направленную на нее руку с кинжалом? Кто успеет перехватить бокал с ядом? Все это было слишком печально, и хотя Степан давно уже смирился с мыслью, что такая женщина, как Фредерика, никогда не будет принадлежать простому секретарю Тайной канцелярии, теперь ненавистный император отнимал у него последнее, саму возможность быть тенью императрицы. Да уж, будешь тут смиренным, рядом с такой сволочью на царстве!
Нужно было, наконец, припомнить все, что говорили по поводу Екатерины Алексеевны Апраксин и Бестужев, княгиня Грузинская. Все эти люди, так или иначе, готовили царствование молодой императрицы, а не императорской четы.
Шешковского передернуло. А можно ли назвать Петра и Екатерину четой? Парой? Или, скажем, семьей? Сильная, деятельная, умная женщина рядом с прописным пьяницей. Нет уж, лучше тогда с Орловым. Да, Орловы имеют влияние в полку. Их все знают и уважают. Бестужев подымет своих людей. Панин сделает все возможное для того, чтобы отобрать трон у недальновидного монарха и передать его Павлу, быть может, даже с регентством Екатерины. Разумовские однозначно встанут на сторону императрицы. Ситуация назревала и вот-вот могла перерасти в грандиозное восстание. Бедолага император сам рыл себе могилу, отнимая церковное имущество и земли.
– Вы слышали? – У ограды Летнего дворца его встречал Александр Иванович Шувалов. Увидел, должно быть, как подъехала карета с гербом Шешковского, и вышел навстречу. – Государь подписал новый гениальный манифест! – Он воровски покосился на стоящих у входа солдат и подмигнул Степану. – «Манифест о вольности дворянства».
– А когда это дворянство у нас было крепостным? – вытаращился Шешковский.
– Вот и я о том же! – рассмеялся Шувалов. – Теперь дворянин сам решает, служить ему или не служить. То есть при Петре Великом дворянство обязали служить всю жизнь, Анна Иоанновна сократила срок службы до двадцати пяти лет, а теперь каждый имеет право решать, служить отечеству или черт с ним. Не сегодня-завтра крестьян на волю отпускать начнем. А что? Испокон веков так было, крестьяне служат своим помещикам, а помещики государю. Мало того, теперь каждый может в любое время без разрешения за границу убираться и свои имения продавать. Всех, мол, на свободу. А что делать с имениями, которые так или иначе к службе привязаны? Отторгать их или оставлять? Теперь каждый помещик волен по своему разумению переселять принадлежавших ему крестьян из одного места в другое, и я так понял, что государственных крестьян тепереча можно передавать в частное крепостничество. Впрочем, вас ждут, – он посмотрел на окна и, должно быть, получив благоприятный знак, предложил Шешковскому пройти в открывшуюся перед ним дверь.
Екатерина Алексеевна принимала его в странной черной комнате, с черными же тяжелыми занавесями на окнах. Посреди покоев, должно быть, служивших императрице приемной, стоял изящный столик с перламутровой столешницей. Рядом с ним аккуратные креслица.
– Как вы себя чувствуете, государыня? – неуклюже начал Шешковский, при виде Фредерики сразу же позабыв все те умные слова, которые собирался произнести.
– Благодарствую. Здоровье мое отменно. – Екатерина Алексеевна села, предлагая второе кресло ему. Она была снова в тягости, об этом шептались все фрейлины во дворце. Ребенок, скорее всего, от Григория Орлова. Странно, но эта информация совершенно не взволновала Шешковского. К Орлову он не ревновал.
Незнакомая фрейлина прошла через комнату и заняла место у дверей, готовая сообщить о приближении неприятеля.
– А меня мой благоверный давеча собрался в монастырь отправлять, – слабо улыбнулась императрица, в своих покоях она носила траур.
– И что же вы? – напрягся Шешковский.
– Сказала, некуда отправлять, вы же сами давеча распорядились позакрывать все монастыри. У лютеран монастырей нет. Теперь думает, как быть с этим парадоксом. Полагаю, Воронцова ему присоветует один монастырь все же лично для меня оставить.
– Тайную канцелярию нынче распустили, – Шешковский потрогал крышку корзины, не смея поднять глаз на Фредерику, словно в закрытии канцелярии был каким-либо образом повинен он сам. – Не знаю, как буду охранять вас дальше. Все эти годы… – он заплакал.
– Мне известны ваши старания, Степан Иванович, – Екатерина ласково погладила его по рукаву. – Я всегда чувствовала ваше присутствие. Везде, где бы я ни была.
– Теперь мне и во дворец не проникнуть, сегодня вот Шувалов удружил, а дальше… – Он отвернулся, смахивая слезу. – Вот принес вам другого охранника. Не знаю, понравится, нет… – Степан открыл корзину, выпуская давно мечтавшего о свободе щенка.
– Ах, какой милый, милый, милый! – Екатерина опустилась на колени рядом с собачкой, заглядывая в ее карие глазки. Вы мой ангел-хранитель, Степан Иванович, мой тайный рыцарь, мое сокровище. Сокровище – хорошее имя для собаки, как вы считаете?
– Сокровище? – Степан опустился на пол рядом с императрицей, его сердце готово было вырваться из груди. – Сокровище, иди кушать? Сокровище, на место? Как-то не по-русски.
– А как по-русски? – прищурилась Екатерина Алексеевна. – Помню, был у меня белый пудель, от Ивана Шувалова, так его в честь дарителя и назвали Иван Иванович. Только государыня за такую вольность, помнится, осерчала.
– По-русски, ну, Полкан, Шарик, Трезор… – начал перечислять Степан.
– Полкан – это как бы полковник, Шарик… нет, определенно не подходит. Трезор! Ну конечно, trésor – клад, сокровище. Как chasse au trésor – охота за сокровищами! И по-русски, и со смыслом, – рассмеялась государыня. – Вы мне очень потрафили, Степан Иванович, вашим подарком, и еще более – вашим добрым ко мне отношением.
– Приказывайте! – вырвалось у Шешковского. – Во дворце до сих пор полно моих людей. Одно ваше слово, и…
– Я знаю, что вы были заодно с Апраксиным и Бестужевым, и именно вы отбили у врагов и вернули мне князя Салтыкова. – Она вздохнула. – Когда-нибудь… Но пока мне остается только молиться и ждать, а вам постараться выжить. – Она чарующе улыбнулась Степану. – Помогите мне встать.
Императрица тяжело оперлась о руку Шешковского, и вместе они покинули комнату, оставив заботам фрейлин расшалившееся Сокровище. Они прошли по коридору и неожиданно для Степана свернули в сторону бывших покоев императрицы, государыня открыла одну из дверей, возле которой стояло сразу два лакея, и Шешковский оказался в просторной детской. Маленький великий князь катался на деревянной лошадке, рядом с мальчиком стучал в барабан темнокожий арапчонок.
– Павел Петрович! – позвала мать, и мальчишечка ловко спрыгнул со спины лошадки и весело подбежал к ней. – Разреши представить тебе верного человека Степана Ивановича Шешковского. Он всегда защищал меня, и когда ты вырастешь, будет помогать тебе.
Шешковский встал на одно колено перед маленьким цесаревичем и церемонно поцеловал ему руку.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
