Книга Телепат - Тамара Крюкова

«Газель» остановилась в конце дороги, за которой начинался снежный пустырь.

– Ну, бывай. Ждать не могу. Я и так с работы сорвался, – сказал Михаил, высаживая пассажира.

Оставшись один, Олег посмотрел на заснеженный лес и былинный сруб вдалеке. Неужели только вчера он приезжал сюда вместе с Женей? Сколько же событий вместилось в последние сутки! Поистине, время сошло с ума.

Он направился через снежную целину по проложенной накануне тропе. День хмурился. С неба сыпала снежная крупа. Ветер налетал порывами, кусая за щеки и норовя залезть за шиворот. Руку оттягивала спортивная сумка, на дне которой притаилась смерть.

На середине пути Олег остановился и опустил сумку на снег. Место идеально подходило для задуманного. Его не миновать. Другой дороги к обособленному срубу не существовало. И в то же время постройки находились достаточно далеко, чтобы не пострадать при взрыве.

Рядом с тропинкой из-под снега торчали бархатные головки рогоза. Оставив сумку на дорожке, Олег двинулся к дому, в надежде найти там заступ или лопату. Со вчерашнего дня дверь оставалась не запертой. В кладовке отыскался кое-какой инвентарь. Казалось, сама судьба создает маленькие удобства, чтобы уверить Олега в правильности его решения.

Вооружившись лопатой и ломом, он вернулся к выбранному месту и стал долбить мерзлую почву. Физическая работа помогала отвлечься от мрачных мыслей. Рубашка взмокла от пота, но дело двигалось медленно. Твердая, как камень, земля поддавалась с трудом. Провозившись с полчаса, Олегу удалось-таки выдолбить неглубокую лунку. Он осторожно достал мину из сумки, опустил в углубление и засыпал снегом.

Завершив работу, Олег оглядел место будущего преступления и с досадой отметил, что сугробы испачканы черным крошевом земли. Женин дядя мог заподозрить неладное. Впрочем, Олег тут же отмел эту мысль. Ни одному человеку в здравом уме не придет в голову, что дорога заминирована. К тому же с неба сыпали колкие льдинки. Если снегопад не прекратится, то к вечеру снег подретуширует изъяны.

Олег отнес инвентарь в кладовку и вновь вернулся к опасному месту. Сейчас в буквальном смысле от жизни до смерти был один шаг. Как ни странно, в душе не было страха, как будто все это происходило не с ним. Что сказала бы мама, узнав о том, что он собирается совершить?

Он подумал, что нужно успеть заехать в больницу. Времени оставалось немного, и отсчет уже пошел. Сунув руки в карманы и подняв капюшон, Олег торопливо зашагал к электричке.

Он шел мимо спящих за заборами дач. Было удивительно тихо. Казалось, ничто не может нарушить здешнего сонного царства, и только он знал, что сегодня вечером здесь прогремит взрыв. Пока Олег сосредоточенно долбил землю, у него не оставалось времени на размышления, но теперь сомнения, как голодное воронье, вновь слетелись клевать его душу.

Неожиданно кто-то толкнул его сзади. Олег обернулся. Возле него стояла собака сторожа. Пес лениво помахивал хвостом. Следом подошел дядя Миша.

– Ты чего один? А барышня где?

– Уехала, – ответил Олег, не вдаваясь в подробности.

– Ну и ну! Как же это я проглядел? А тебя, значит, бросила? Натянула, значит, нос? То-то ты такой в воду опущенный. Ну, Женя она такая. Она еще от горшка два вершка была, а тут всем жару давала. Случай один был… – начал словоохотливый сторож, радуясь, что нашел собеседника.

Олегу было не до баек. Отпущенное ему время неумолимо сжималось, а у него оставалось еще два незавершенных дела: попрощаться с матерью и с Женей.

– Извините, дядь Миш, но я спешу.

– Ну да, вы, молодежь, всегда торопитесь, – с легкой обидой произнес сторож.

– Мне, правда, надо, – сказал Олег.

– Надо так надо. Небось, ее догонять? А что? Может, и помиритесь. Дело молодое. Нынче поругались, завтра в обнимку. Только девку ты себе выбрал непростую. Ух, смотри. Ты за ней еще не раз побегаешь, – предрек дядя Миша.

Днем в больницу не пускали, но Олег не сомневался, что ему удастся пройти. Он вдруг понял, как соскучился по матери. Ему казалось, что они не виделись целую вечность. И все же он боялся этой последней встречи. Ему так много нужно было сказать, но обстоятельства делали разговор по душам невозможным. Каждое его слово будет фальшивым. Сумеет ли он лгать настолько правдоподобно, чтобы мама поверила?

Окошко гардероба было закрыто. На нем висел листок с надписью полудетским почерком: «техничиский пирирыв полчаса». Олег почувствовал досаду. Сейчас ему, как никогда, хотелось перекинуться парой слов с бабой Нюрой.

Узнав в приемном покое номер палаты, Олег улучил момент, пока дежурный препирался с очередными посетителями, и незаметно проскользнул в дверь. Лифт поднял его на нужный этаж.

Неоновые лампы скупо освещали коридор. Стоял устойчивый запах дезинфицирующих средств и медикаментов, к которым примешивалось нечто неразличимое органами обоняния. Олег почувствовал легкую дурноту. В который раз он отметил, что ему тяжело находиться там, где сконцентрировано человеческое страдание.

В рекреации несколько старушек смотрели телевизор. Звук был убавлен до минимума, а по экрану плясала рябь, но это не мешало им пялиться на живые картинки, чтобы скоротать время. Как часто люди занимаются подобным расточительством, и лишь когда перед ними встает конкретный срок, отмеренный судьбой, приходит осознание того, что каждый миг драгоценен.

Олег миновал пост дежурной медсестры и увидел нужную дверь. В палате стояло шесть коек. Инна Михайловна лежала, отвернувшись к стене, и спала. Олег постоял возле кровати, глядя на ее худенькие плечи. Он никогда прежде не замечал, какая она маленькая и хрупкая. К горлу подкатывали слезы, и он с трудом взял себя в руки. Справившись с охватившими его чувствами, он легонько тронул мать за плечо.

– Ма.

Инна Михайловна тотчас повернулась.

– Олежек.

– Как ты? – спросил Олег.

– Хорошо. Сегодня вот сюда перевели. Я тебя не ждала так рано.

– А я пришел. Только не принес ничего, – виновато произнес он.

Тумбочки соседей ломились от снеди, и ему было неловко, что он не подумал о гостинце.

– Мне ничего и не надо. Тут все есть. Кормят хорошо. И лекарства дают, – успокоила его мать. – Опять школу пропускаешь?

– Я отпросился, – солгал Олег.

Глаза у Инны Михайловны стали влажными.

– Ма, ну ты чего? Все нормально. Выучусь, честно.