Я открыла глаза. С улицы, с дорожки, доносились шаги. Настоящие. Кто-то прошел по балкону и остановился перед дверью. Чья-то осторожная рука постучала, раз, другой.
У меня еще был выбор. Я могла притвориться, что меня нет. Или ничего не делать, просто подождать. Изменить голос, сказать, что это не я. Но стоит мне повернуть ручку, как дверь откроется, и я окажусь лицом к лицу с тем, кто стоит за порогом, кто пришел за мной, за моей жизнью.
Я открыла. Я знала, кто он такой.
37
В общем-то, я не хотела бить его по голове бутылкой из-под «Чинзано». То есть я, безусловно, планировала ударить, но в этом не было ничего личного. Я ведь его никогда в жизни не видела. Абсолютно посторонний человек. Думаю, я просто слишком увлеклась: он так напоминал кого-то другого…
И уж конечно, я не думала, что он так надолго вырубится; вот типичный пример недооценки собственных сил. Я была в ужасе, особенно когда увидела кровь. Как же я могла его бросить? А вдруг сотрясение? Опять же, потеря крови… в общем, я велела мистеру Витрони привести врача. Сказала, что приняла этого человека за взломщика. К счастью, он был в отключке и не мог опровергнуть мои слова.
Очень мило с его стороны, что он, придя в себя, не стал на меня заявлять. Сначала я думала, что это ради интервью: журналисты все такие. Конечно же, я слишком много болтала, но оно и понятно: нервы. Статья, когда он ее напишет, получится, что и говорить, странная; и ведь самое удивительное, что в ней на сей раз нет ни слова лжи. Ну, почти. Пара имен, еще кое-что, но в целом — чистая правда. Полагаю, у меня была возможность отказаться от интервью, симулировать амнезию или нечто в этом роде… сбежать, в конце концов; вряд ли он сумел бы меня найти. Сама удивляюсь, почему не захотела так поступить, — я же всегда боялась разоблачения. Но почему-то было невозможно уехать и оставить беднягу одного, в больнице, где ему совершенно не с кем поговорить — особенно после того, как я чуть не угробила его по ошибке.
Он, должно быть, очень удивился, когда очнулся на больничной койке. Шутка ли, семь швов. Мне до сих пор стыдно. И его пальто стало ни на что не похоже, но я сказала, что в химчистке все выведут, и даже предлагала заплатить, только он не позволил. Тогда я принесла цветы; розы найти не удалось, так что это было что-то желтое, вроде подсолнухов. Они слегка подвяли, и я сказала:
— Может, вы попросите медсестру положить их ненадолго в воду? — Он, кажется, был доволен.
И так любезно с его стороны оплатить мне билет на самолет. Я обязательно верну деньги, как только налажу свою жизнь. Первым делом надо вытащить из тюрьмы Сэма и Марлену, я перед ними в долгу. Это адвокат Сэма сообщил, что я жива; и можно ли на него за это сердиться, ведь он просто выполнял свою работу. Еще надо будет повидаться с Артуром, пусть даже и не хочется: все эти объяснения, его безмолвный гнев… Но после выхода статьи он бы так или иначе узнал всю правду. Он любил меня, так сказать, на ложных основаниях, поэтому я не должна слишком огорчаться, когда его чувства остынут. Думаю, он пока даже не получил мою открытку — я забыла отправить ее авиапочтой.
А дальше… у меня нет никаких определенных планов. Разумеется, поднимется шумиха, и я почувствую себя полной идиоткой, но в этом, если честно, не будет ничего нового. Наверняка скажут, что мое исчезновение было рекламным трюком… впрочем, с «Костюмированной готикой» все равно покончено, судя по всему, она принесла мне один вред. Возможно, я займусь научной фантастикой. Будущее привлекает меня куда меньше, чем прошлое, ноя уверена, что для людей оно важнее. Я все думаю, что мне, как непременно сказала бы моя мать, следует извлечь урок из произошедшего.
Но сейчас мне проще всего оставаться в Риме — я нашла совсем недорогой pensione — и ходить в больницу в приемные часы. Он пока не ни кому говорил, где я, согласившись дать мне одну неделю. Он очень приятный человек, правда, с не очень интересным носом, однако, следует признать, в забинтованном мужчине есть нечто… И потом, я вдруг поняла, что он единственный, кто хоть что-то обо мне знает. Наверное, оттого, что раньше я никогда никого не била по голове бутылкой, эта сторона моей личности оставалась скрыта от окружающих. Как и я сама, если уж на то пошло.
Словом, получилась жуткая неразбериха, с другой стороны, я никогда не была аккуратной особой.
