Глава 01
Прошло два месяца с тех пор, как она, охваченная отчаянием, возвращалась к Пенн-стейшн и думала, что для нее все кончено. А сегодня денек выдался роскошный, теплый, но не душный. Конечно, автомобили, шум и толпы рассеянных прохожих никуда не делись, но когда она добралась до Брайант-парка, ее глаза отдохнули на этом зеленом природном уголке, пусть и занятом тележками с едой, разносчиками листовок и горожанами, раскинувшимися на траве и болтающими по телефону, между делом откусывая от сэндвичей и хрустя соевыми снеками. В глубине парка она заметила молодых людей – еще подростков, – дремлющих на солнышке возле груды протестных табличек. В эти дни у каждого нашлась причина поучаствовать в протестах. Рейчел отыскала скамейку и устроилась на ней, наблюдая за происходящим вокруг.
Джеймса Салливана – точнее, Майло Уивера – она не замечала, пока он не оказался в десяти шагах от нее и не снял солн-цезащитные очки. Его костюм, в отличие от того, который он носил в Сан-Франциско, не бросался в глаза, но она помнила эти грустные, в темных обводах, глаза и хлопья седины в волосах. Хлопьев этих заметно прибавилось. А еще она заметила у него на пальце серебряное обручальное кольцо. И улыбку.
Он подошел ближе, и она выпрямилась.
– Не против, если я присяду?
Прю кивнула на свободное место возле себя, и Майло присел, упершись ладонями в колени. Глубоко вздохнул.
– Поздравляю с новой должностью.
Заместителем директора Рейчел стала три недели назад. Оказалось, что Полсон, если захочет, способен убедить директора даже в такой нелепице, как перемещение специального агента сразу через множество ступенек вверх по служебной лестнице. В официальном заявлении это назвали «встряской». Она тогда оказалась в центре стола в шумном конференц-зале, возглавляя группу, в которую, кроме нее, входили Барнс, Линч и Крановски, и поражалась, как искусно эти лицемеры прячут свое презрительное отношение к ней.
– Спасибо, – ответила Прю. – Знаете, пришлось чуть ли не выкручивать руки вашим старым коллегам из Лэнгли, но мы собрали замечательное досье. Отец: ныне покойный Юрий Примаков, некогда служил в КГБ и ФСБ, затем в ЮНЕСКО. Две сестры: одна из них, Александра, похоже, выполняла для вас юридическую работу. И вы: Майло Уивер, некогда сотрудник сверхсекретного департамента туризма. После смерти отца вы перешли в ЮНЕСКО, а после насовсем выпали из официального реестра.
– Ух! – сказал мужчина, улыбаясь. – Бюро не проведешь, не так ли?
Он уже начал раздражать Рейчел, и поэтому, чтобы стереть улыбку с его лица, она добавила:
– У вас жена, Тина, и шестнадцатилетняя дочь, Стефани.
Да, это подействовало. Улыбка исчезла. И Прю продолжила:
– Расскажите мне, чем вы на самом деле занимались в ООН. Расскажите, почему начиная с две тысячи девятого года ООН перекачивало деньги Мартину Бишопу. Из Испании он приехал к вам совершенно разбитым. И вы убедили его работать против правительства Соединенных Штатов. Без вас ничего этого не случилось бы.
– Ну, во-первых, – ответил Майло, вытягивая руки перед собой, – это были деньги не ООН.
– А чьи же тогда?
– Во-вторых, я его не убеждал, – не ответив, продолжил Уивер. – Приехав в Испанию, он связался с моим другом, а тот позвонил мне.
– Себастьян Вивас.
Майло кивнул.
– Себастьян думал, что я смогу помочь. Выслушав рассказ и проверив его, я попробовал отговорить Мартина от каких-либо действий. Я сказал, что его уберут, если он вернется в Штаты и примется болтать, особенно о том, что произошло в Берлине. Но так и не сумел уговорить. Мне не хотелось отпускать его, не оказав никакой поддержки. Поэтому да, я обеспечил ему некоторый доход. Но не для работы против правительства Соединенных Штатов.
– Разве?
Уивер покачал головой.
– Получается, с вашими деньгами Бишоп каким-то образом выжил, и за восемь лет Оуэн Джейкс его не убил. Он находился под вашей защитой, – сказала Рейчел.
– Я встретился с Джейксом в Берлине, в парке, очень похожем на этот, – кивнул Уивер. – Он понял, что если Мартин пострадает или погибнет, то я сразу передам немцам доказательства по теракту. Джейкс соблюдал свою часть сделки, но я понятия не имел, что он завел собственного «крота». Бенджамин Миттаг стал для меня полной неожиданностью.
Прю было приятно слышать, что этот самодовольный человек способен время от времени чему-то удивляться.
– Но вы все-таки не выполнили свою часть сделки, – заметила Рейчел. – Когда Бишоп погиб, вы не рассказали немцам о теракте.
– Вот как?
– А что, разве не так?
Уивер пожал плечами.
– Почему вы думаете, что немцы не знали об этой истории? Полагаете, их криминалисты настолько плохи? Бросьте, заместитель директора. Они всё знали.
– Теперь вы намеренно морочите мне голову.
– Добро пожаловать в мой мир.
Эта фраза, слетевшая с его губ, должна была вызвать у Прю чувство неприязни, но Майло произнес ее без всякого бахвальства. На самом деле он говорил так, словно запутанность и сложность его мира должны были непременно огорчить.
– «РЛК» и так уже вдоволь поглумилось над немецким правительством, – объяснил он. – Меньше всего Рейхстагу хотелось знать, что причиной гибели людей стал агент ФБР, тем более что Бюро преследовало корыстную цель – склонить немцев к более активному сотрудничеству. А получилось так, что члены «РЛК» стали мучениками и радикализм получил дополнительный толчок к развитию.
Рейчел помолчала, обдумывая его слова и сопоставляя их с тем, что уже знала. Эти объяснения имели для нее смысл, потому что, как и большинство тайн, были связаны с капризами человеческой натуры и любовью к секретности. Не то чтобы она им поверила – вера словам этого человека граничила бы с наивностью.
– Звучит весьма поучительно, Майло, но пока я собирала кусочки этой головоломки, меня чуть не убили. Могли бы и подсказать что-нибудь.
– Мне очень жаль, – сказал Уивер так, словно действительно сожалел об этом. – Но дело здесь не только в Мартине Бишопе и коррупции в ФБР. Она даже масштабнее, чем отмывание денег банками. Возможно, вы и сами заметили: наш мир движется в опасном направлении.
– Он всегда движется в опасном направлении.
– Это как посмотреть, – возразил Майло и щелчком сбил что-то с брюк. – Упадок Евросоюза, подъем националистических движений по всей планете. Глобальная разобщенность. Это будет поважнее какого-то там Мартина Бишопа. И масштабнее самой Америки.
– Разве?
Поколебавшись, Уивер ответил:
– Однажды мой отец бросил карьеру и отказался от значительной части собственной жизни, чтобы попытаться сделать мир лучше. Не уверен, что он сильно преуспел. И у меня большие сомнения, что это имело хоть какое-то значение. Дело, которым он занимался, заставляло его испуганно вскакивать по утрам.
