Тем временем Жан, с помощью приказчика, запрягает в экипаж двух пони, которые каждый день по самым разным поводам бегают по дороге от «Свободной России» до Баркервилла и обратно и дает знак Рыжему Биллу (у того связаны только руки) садиться в экипаж.
– Вначале заплатите, – бросает прохвост, – компания должна мне двадцать пиастров, в тюрьме, прежде чем буду отправлен на виселицу, я хотел бы хорошенько смочить горло. Хотя еще посмотрим, повесят ли меня, – добавляет, ухмыльнувшись, убийца.
Приказчик весьма учтиво отсчитывает верзиле необходимую сумму, засовывает деньги ему в карман, предварительно убедившись, что тот не рваный, и потом помогает забраться на козлы, где уже сидит Жан. Юноша натягивает вожжи, щелкает языком, и пони с тремя кое-как разместившимися седоками несутся во весь опор.
Пропойцы, находясь в тридцати шагах от экипажа, не обращают никакого внимания на то, что их главаря увозят.
– Вот она, цена вашей преданности, – цинично и зло бурчит Рыжий Билл, – только что на руках носили, а теперь и головы не поворачиваете, хотя вызволить меня сейчас – пара пустяков. Пулю-другую в бок этому пони…
– Но здесь еще есть я, – произносит спокойно и решительно Жан, – клянусь, если они попробуют вас освободить, то живым не получат.
Около трех часов пополудни. Лучи солнца, прогревая песок и мелкий белый, как снег, гравий, создают температуру раскаленной печи. В помещении, где и без солнца нестерпимо жарко, дышать совершенно нечем.
У Сэма все изнывают от жажды, а трактирщик умело ее распаляет.
Пьяная оргия, ненадолго стихшая после получения зарплаты, разбушевалась с невиданной силой, грубостью, экстравагантностью.
Достаточно трезвым взглядом понаблюдать со стороны такое застолье, чтобы понять, сколько злобы и отчаяния в безудержном пьянстве, делающим людей безумными, абсолютно безумными. Это настоящая болезнь; отравление организма проявляется в эпилептических конвульсиях, зверской ярости, необоримом желании укусить, ударить, уничтожить, в патологическом стремлении к льющейся крови, в смещении всех нравственных критериев. Но удивительно, что при самых чудовищных эскападах разнузданный мужлан, доведший себя до положения риз, может тем не менее проявлять упорную последовательность и в поступках, и в желаниях.
Временное сумасшествие, вызванное разрушающим воздействием алкоголя, весьма по душе представителям англосаксонской расы.
Они оскорбляют друг друга, потом, как правило, вступают в драку и – как логическое завершение – нередко убивают друг друга. Ран в потасовках не подсчитывают, на вой, шум и револьверные выстрелы не обращают внимания, чокаются, но готовы горло перерезать, если не понравилось что-то в словах собутыльника; наступают на мертвых, свалившихся у стола, словно это бревна, и без содрогания пьют из стаканов, на которых отчетливо видны следы крови.
Порой какое-нибудь происшествие привлекает всеобщее внимание, вызывая то взрывы смеха, то неистовое «браво!», то бурю ругательств.
Вот ирландец обещает выпить на пари четыре галлона[123] виски и храбро отправляется на тот свет, не одолев и половины, не донеся очередной стакан до губ.
А тут бьются на ножах. Сверкают лезвия, глухой гул, фонтан крови, один из противников роняет охотничий нож, прижимает ладони к вспоротому животу, делает несколько шагов, запутывается в собственных кишках и падает замертво. В дальнем углу тоже ссора, драка.
– Не здесь! Не здесь! – воет Сэм-Отравитель, перекрывая всеобщий шум.
– Что?! Почему?
– Да вы все разнесете! – вопит трактирщик.
– А что происходит?
– Да вот Джимми и Ребен…
– Чемпион Ирландии и чемпион Англии?
– Ссора?
– Матч?
– Дуэль!
– На железных прутьях?
– Ну, это и впрямь волнующее зрелище!
– Смотрите, как засуетился Сэм.
– У меня еще два бочонка в погребе, – доносится голос трактирщика.
– Тащи их сюда, – вопят Ребен и Джимми, бледные от выпивки и ярости.
– Согласен, но отойдите на сотню ярдов в сторону. Когда будете готовы, вам принесут раскаленные железные прутья.
Противники, одинаково мрачные, обтрепанные, пересекают зал, неся по бочонку в пятьдесят литров каждый.
Оргия на какое-то время стихает.
Длинный Джимми считает, удаляясь: раз, два, три, четыре… При цифре «сто» оба останавливаются, как и вся толпа любопытных.
– Сэм, мы отошли на сто ярдов.
– Ну давайте, ребятки!
Большими ножами вспарываются обручи на бочках, оттуда обильно сыплются черные крупинки, похожие на мелко раздробленный уголь.
Это порох!
Бочки поставлены на попа в полутора метрах одна от другой, противники садятся каждый на свою.
– Сэм, давай прутья!
Трактирщик не собирается отказывать таким славным парням, решившим повеселиться, он бежит, держа два металлических штыря, концы которых раскалены добела в кухонной печи.
Один достается Ребену, второй – Джимми. Сэм-Отравитель убегает подальше, словно за ним гонятся.
Зеваки наконец поняли, в чем дело, и, отходя в сторону, подзадоривают соперников:
– Браво, Джимми! Браво, Ребен! Гип-гип, ура!
Кажется, начинается дуэль непримиримых врагов; цель – постараться просунуть раскаленное железо в отверстие пороховой бочки, на которой сидит противник.
Вы, наверное, никогда до такого не додумались бы, грустный выпивоха Старого Света, находящий радость в вине?
Эх, черт возьми! Развязка не заставила себя долго ждать. Чья победа? Джимми? Ребена? Этого никто никогда не узнает. Высоко взметнулся столб белого дыма, из бочки рвануло пламя. На долю секунды можно было видеть черного человека, повисшего между небом и землей, на облаке, вместе с которым он взлетел вверх.
Подброшенный словно мячик, дуэлянт не проделал еще и половины пути в поднебесье, как сдетонировал и со страшной силой взорвался второй бочонок – разорванные на куски Джимми и Ребен грохнулись наземь. В этой схватке нет ни победителя, ни побежденного, оба чемпиона мертвы, оба финишировали с одинаковым результатом. Пораженные зеваки ненадолго притихли.
Когда поблизости от вас вот так «забавляются», можно ждать любых неприятностей. Поэтому Жак и Франсуа, конечно, обеспокоены. После отъезда Жана и приказчика они не выходили из дома, все больше и больше удивляясь, почему так долго нет брата. Поездка должна была занять не более трех часов.
Уже восемь. Экипажу давно пора вернуться. Скоро ночь. Что делать?
Ехать в Баркервилл. Но можно ли покинуть дом, когда рядом триста разбушевавшихся безумцев?
