— Ваше Темнейшество, я так вас люблю!
— Пока только мои ноги, — владыка стряхнул с колена ее когтистую лапку.
Следующая.
— У меня много недостатков, магесса, — доверительно говорил Дьяр.
— Это неважно! Любой недостаток возлюбленного — достоинство!
Следующая.
— Вы — мой восторг, моя мечта, мой повелитель!
— Мечты не должны сбываться, чтобы было о чем мечтать, — язвил уставший владыка.
Следующая.
— Я готова отдать вам и сердце, и душу.
— Зачем мне бессердечная и бездушная жена?
Следующая.
— Ах, что душу, я вся ваша, мой господин. Вся, до кончиков моих крыльев!
— Спасибо, напомнили… — Дьяр поднялся, и по его знаку умолкли музыка и все разговоры, до самых дальних шепотков.
Краем глаза я заметила, как напряглись Сатарф и Сэйван, как Янге просигналил «наивысшую готовность».
— Как я и говорил прекрасным девам, у меня много недостатков, — сказал владыка, и его голос разнесся до самых дальних колонн огромного зала. — Я назову невестой ту, которая примет меня таким, какой я есть, и я постараюсь стать для нее лучшим. Смотрите же. Нравлюсь я вам таким?
И он распахнул крылья.
Огромные, прекрасные, сияющие осенним золотом крылья.
Те, какие я видела когда-то за спиной Ирека. Уродство с точки зрения детей Тьмы.
Богиня, что он натворил?! Что они натворили?!
Как же шарахнулись от него те, кто только что готов был целовать его ноги. Какой ненавистью исказились девичьи лица. И не только их. Те князья, что клялись ему в верности, те магистры, кого он возвысил, все содрогнулись от отвращения. Еще миг, и они кинутся на него и растерзают. Кое-кто — мыслимое ли дело! — начал перетекать в боевую ипостась.
В этот миг и вышел вперед Сатарф, раскрыв свои мощные черные крылья, прикрыл сына.
— Во имя Тьмы, во благо Теней, — начал он. И демоны сразу вспомнили привычку повиноваться его негромкому, но твердому голосу. — Высшая доблесть повелителя — закрыть свой народ своей силой во время беды. И мой сын Дьяр исполнил свой долг. Вы скажете, он изменил госпоже Тьме? Нет, он всего лишь изменил цвет крыльев. Он изменил малое во имя большего, во имя сохранения силы Тьмы и вашего спасения. Пусть расскажут те, кто знает и видел, почему мой сын совершил эту подмену.
То есть крылья он поменял с Иреком еще до того, как попал в горы Смерти. И когда только успел? Потому и не мог он принять боевую ипостась: сразу бы себя выдал. А так жрецы понять не могли, почему сила Тьмы не дается им в руки. Но если он совершил подлог, то догадывался, куда шел. Конечно, догадывался, даже кинжалы Ошсах не забыл.
Пока Сатарф говорил и пока свидетельствовали Рихт, Сэйван и Янге, Дьяр склонился ко мне и прошептал:
— Врут. Просто мне показалось, что этот цвет тебе больше нравится. Правда, Лика? Ты такими глазами смотрела на Ирека, когда он летал в башне, что я готов был там же содрать с него эти крылья и нацепить на себя. Что, собственно, и сделал.
— Сумасшедший! Теперь они не захотят тебе подчиняться!
— Но тебе нравятся мои новые крылья?
— Да, но…
— Тогда поцелуй меня.
— Что-о? Ты… Ты безумец!
— Ты мне должна еще два поцелуя, и второй я требую здесь и сейчас.
Он сгреб меня на колени и поцеловал, пользуясь тем, что нас никто не видит за плотной завесой черных крыльев его отца.
— Ты выйдешь за меня замуж, Лика?
И я вспомнила, что наследие моего отца переплавляет мою магию и кровь светлого мага вытесняет кровь сельо. Свет и Тьма не могут быть едины, а жизнь сельо — это единение с ее избранником.
— Нет, Дьяр. У тебя только крылья золотые, но ты был, есть и будешь — темный маг и, еще хуже, владыка демонов. А я не пойду по пути моей матери. Я слишком хорошо знаю, чем это может кончиться, и не хочу такой судьбы.
Он выпустил меня из рук, и я соскользнула с его колен на свою скамеечку и отвернулась.
Мэтр Рихт все еще распинался о подвигах Дьяра. И никто не заметил, как исчез сидевший в кресле владыка. Был и нету. Я ощутила его отсутствие по пустоте, разлившейся в сердце. Оглянулась на пустой малый трон и ахнула.
— Дьяр?
А потом что-то изменилось в самом воздухе. И оглянулся уже Сатарф, выругался.
— Хургова пасть! Что ж ты, сын?
А ему уже кричали:
— Не примем такого владыку! Зачем нам мотылек на троне?
— Не нужен нам золотокрылый, светлым на смех!
А я не отрывала взгляда от бледного лица Ирека и уже понимала, что папа был прав в своих опасениях. Бастард уже забыл о светлой магичке, в которую так быстро влюбился и так быстро предал. Близость трона кружила ему голову, а возможность быть здесь и сейчас признанным отцом сметала все сомнения. За его плечами трепетали словно бы в предвкушении черные крылья Дьяра.
Бал закончился бунтом.
— Лика, вам лучше уйти, здесь для вас становится опасно, — шепнул Янге.
Это традиция у меня такая. Как появлюсь на крыше дворца Темного Трона, так тут становится опасно.
— А полночь уже наступила?
— Хм… Через пять минут.
«Значит, договор еще в силе!» — обрадовалась я.
— Янге, а ками-рани может открыть портал в любое место, где…
— Да, — перебил начальник дворцовой охраны, беспокойно поглядывая на орущих демонов, — но поспешите. Если владыка успеет отказаться от трона или его свергнут, договор между ками-раджем и ками-рани аннулируется.
О, наконец-то узнала, как называется второй объект связки. Ками-радж. Что-то из эпохи Единения.
* * *
Пройти тропой сердца, соединившей ками-рани и ее ками-раджа, оказалось так же сложно или так же легко, как построить Лунный мост.
Закрыть глаза, отрешиться от бунтующего, раскаленного гневом и яростью мира и выстроить тишину внутри сердца, а потом позвать.
И он откликнулся. Не мог не откликнуться, ведь он часть меня, как и я — часть его. Таков договор. Или таково мое желание.
В лицо мне ударил теплый морской ветер, и в этой части мира уже занимался рассвет.
Дьяр сидел на скалистом берегу моря и лениво бросал камешки в кипящий прибой.
— Знаешь, отец никогда не дозволял мне летать к морю. Я никогда не видел… это, — голос Дьяра дрогнул в восхищении, когда он обвел линию горизонта. — Он даже взял с меня обещание не приближаться ни дорогами Тьмы, ни тропами теней ближе, чем на полсотни верст. Чтобы я не только край моря не видел, но и не слышал крика чаек и шум прибоя. Теперь я понял почему.
