– Похоже на то, – Антар, выслушав рассказ тысячника склонил голову, – И что будем делать, глава?
Олдер же на это «будем» лишь слабо усмехнулся:
– Когда поймаю Бжестрова, займусь поиском этой жрицы. Вряд ли наша встреча будет радостной, а разговор выйдет хоть сколько-нибудь толковым, но я все же попытаюсь ей помочь. И…
Олдер хотел сказать еще что-то, но в этот миг во двор на взмыленном коне влетел один из загодя выставленных дозорных, и, завидев, тысячника, выкрикнул именно те слова, которых все эти недели Остен и дожидался:
– Крейговцы, глава. Отряд заметили у Кержского леса!
…Не более, чем через четверть часа из ворот крепости выехал первый отряд – копыта коней были обмотаны ветошью, а сами опытные, по праву считающиеся лучшими среди лучших, воины прятали доспехи и оружие под грязно-бурыми плащами. Выехав за пределы заставы, конники поспешили скрыться в еще заполнявшем долы и лощины грязновато-белом тумане и спешно направили коней к рассекающему приграничные поля Крапивному Логу, долженствующему стать им укрытием.
Второй же отряд покинул крепость много позже. Закованный в полный, начищенный до зеркального блеска доспех, Олдер дождался, когда тусклый луч солнца скользнет по второму ряду бойниц западной башни, и лишь после этого вскочил в седло, поправил темно-вишневый, подбитый серебристым мехом плащ и с улыбкой повернулся к дожидающимся его приказа воинам.
– Сегодня нас ждет славная охота, но помните – Бжестрова следует взять живьем!
Ответом ему стал хриплый ор трех сотен глоток:
– Рады служить, глава!
А подъехавший к тысячнику Антар, подавая ему шлем, тихо прошептал:
– Среди крейговцев есть Знающий…
– Я помню… Но он уже на излете своих сил – с ним даже ты управишься. Тем не менее, не лезь на рожон без крайней нужды.
Дождавшись согласного кивка Чующего, Остен потуже затянул подбородочный ремень, и тронул коня, едва слышно прошептал:
– Ну же, беркут, не медли, а то Антар на моем нагруднике скоро дыру протрет ежедневной полировкой…
Ставгар
Путешествие к границе прошло на диво гладко: не было даже обычных для такого пути мелких неурядиц – казалось, что дорога сама ложится под копыта коней следующих за молодым Бжестровом воинов. Ставгар посчитал это добрым знаком, а вот встреченный им в условном месте Кридич, услыхав такие вести, нахмурился:
– Не ко времени такое везение. Не ко времени и не к месту.
Но Бжестров на это лишь отрицательно качнул головой:
– Пустое, Кридич. В конечном итоге, цветами и победителей встречают, и дорогу для молодых в храм посыпают.
– А еще цветы перед покойникам на последнем пути бросают, – немедля ответствовал пожилой колдун, – Я ведь пришел к Кержу раньше тебя. Успел посмотреть, что тут к чему.
– И что же? – где то в кронах деревьях глухо заухал филин, и Бжестров, нетерпеливо склонился вперед, – Коршун действительно тут сам-один.
Вместо ответа Кридич начал пощипывать себя за седой ус и хмурить густые брови, а после молвил:
– Похоже, что так. Мне даже не верится… Не к добру такая удача. Сам посуди – амэнскому князю, чтоб Коршуна в такую глушь сослать, надо совсем из ума выжить, да только Арвиген не из той породы, что на старости лет в детство впадает.
Бжестров, услышав такие соображения, задумчиво потер подбородок, а потом решительно тряхнул головой:
– Ты прав, Кридич, да только ведь и Арвигену, дабы в опалу кого-либо отправить, вовсе не надо с ума сходить. Может, донесли на Коршуна или оклеветали – мы-то не можем знать всего, что в Амэне делается! Ты лучше скажи – точно ли Остен в этой крепости сидит да мхом зарастает, и сколько он людей с собою привел?
Кридич же, глядя как лицо Ставгара при последних словах осветилось настоящим охотничьим азартом, усмехнулся и проворчал:
– Видел я Коршуна собственными глазами: третьего дня он с отрядом в соседнюю крепость выбирался. Да и мудрено было его не увидать – плащ вишневый за перестрел видно, а вот воинов с ним немного было – около трехсот, да только если Остен сюда своих людей привел, можешь не сомневаться – один его ратник наших двоих стоит.
– Я знаю, Кридич, – вспомнив о своем столкновении с амэнским тысячником молодой воин перестал улыбаться, в одно мгновение став собранным и на диво серьезным, – А в крепостишке этой сколько людей изначально было, ты случаем, не разведал?
– Отчего же, разведал, – пожилой колдун вновь принялся задумчиво теребить свой длинный ус, – Мои воины изловили одного селянина местного, да хорошенько расспросили его, что к чему. С деревенек местных амэнцы оброк душ на триста собирали, а как Остен сюда пожаловал, так еще и недоимки сняли за последние пару лет. Селяне нового начальника до икоты боятся – припугнул он их крепко за то, что хитровать с податью вздумали, так что про седого да кривоплечего нового главу крепости здесь уже слухи ходят, и по ним Коршуна легко узнать… – на этих словах Кридич неожиданно усмехнулся, но потом раздосадовано покачал головой. – Одно плохо – сколько «карающих» в крепости засело, я могу лишь по количеству мешков подати судить. Самим селянам что триста, что тысяча – все едино. «Много ратников, и глава у них лютый да страшный» – вот и весь их землепашеский сказ.
– А твой дар? Он помочь не может? – тут же спросил Ставгар, и колдун нахмурился еще больше:
– Остен обо всех возможных любопытных уже позаботился, а ломать его заговор, это себя с головою выдать, – и с тяжким вздохом неохотно добавил. – Да и не выйдет уже у меня с ним на равных тягаться. Если б мог я одним махом скинуть годков десять-пятнадцать – тогда еще посмотрели бы кто кого, да только молодильных чар еще не придумали.
И, тяжко вздохнув, Кридич посмотрел в сгустившуюся за слабым кругом света тьму. В последний год у Знающего то и дело прихватывало сердце – словно сильная рука в латной перчатке его сжимала, не давая биться. Такие приступы были, по счастью, недолги и не слишком часты, но в Керже они неожиданно усилились, а тут еще и привидевшийся перед самым приездом молодого Бжестрова сон растревожил душу Кридича.
Малка, первая и горькая любовь. Та, чье имя он никогда не произносил вслух, и лицо которой уже успело изгладиться из памяти… Да только воспоминания о погибшей в бурных водах Чары нежной и ласковой девушке были для Кридича по-прежнему, точно нож острый.
И пусть уже давно спит в сырой земле Джорин – друг, соперник и предатель, вначале принесший родителям Малки ложную весть о гибели жениха их единственной дочери, а потом и не погнушавшийся сходу просить руки чужой невесты. Пусть сам Кридич, отгоревав положенное время, заслал сватов к кареглазой Красинке, ставшей ему впоследствии хорошей женой и верной подругой. Пусть его старшие сыновья уже сами – добрые воины, а Кридич почти полностью сед – боль от той потери не стала меньше.
