Она показала ее священнику. Это была фотография Габриель Кинг, ее матери, под которой было написано: «Святая Анна, пожалуйста, жестоко накажи эту женщину за то, что она погубила жизнь своей дочери. А если кто-то из твоих поклонников встретит ее на улицах Россмора, пусть плюнет в нее от твоего имени».
Отец Флинн почувствовал себя очень старым и усталым. С серьезным видом он заявил, что сделает это сегодня же, в первую очередь.
— Она должна висеть на таком месте, чтобы каждый мог ее увидеть, — обратилась к нему Бекка, когда он уходил.
— Я повешу ее на достойное место, Бекка, — пообещал он.
Когда он уходил, к нему подошла Кейт, одна из надзирательниц:
— Вы добрый человек, святой отец, не расстраивайте ее.
— Вы считаете, что я это выброшу? — спросил отец Флинн.
— Конечно, считаю, но подождите, пока не придете домой, а там сожгите в печке. Это лучше, чем оставлять ее здесь, где каждый может ее подобрать.
Отец Флинн положил фотографию в бумажник, рядом с чеком, который прислали из Лондона этим утром. Это были деньги, оставленные умершей женщиной, Элен Харрис. Она хотела поблагодарить святую Анну за то, что она вняла ее молитвам по поводу благополучных родов двадцать три года назад. Пусть священник потратит так, как считает нужным в ее честь.
Он сел на деревянную скамейку на случай, если позже понадобится Лили Райан, и стал размышлять о роли священника в современном обществе. К тому времени, когда вышли Лили и Донал, к каким-либо удовлетворительным выводам он не пришел.
— Все хорошо? — озабоченно спросил он и ощутил неловкость. Что может быть хорошего в семье, в которой отец сидит в тюрьме за жестокое обращение с женой и в которой четверть века назад был похищен ребенок?
Но, к его удивлению, Лили кивнула, будто бы он задал совершенно естественный вопрос:
— Все хорошо, святой отец. Я понимаю теперь, что он просто очень слабый человек. Видите ли, я этого не знала, он казался таким большим и сильным, он попрекал меня глупостью. Но на самом деле он слабый и нервный, я теперь это ясно вижу.
— Именно потому, что мама его понимает и прощает, она понимает также, что государство не может его простить и отпустить домой. Он должен досидеть свой срок, — добавил сын.
— Да, и Донал был так добр, хотя это было ему не по душе, он, чтобы сделать мне приятное, пожал отцу руку и пожелал ему бодрости духа. — Усталое лицо Лили было теперь более спокойным.
— Итак, можно сказать, что мы кое-чего добились? — спросил отец Флинн.
— Всего, что возможно в этих обстоятельствах, — согласился Донал.
— Что ж, будем надеяться на лучшее, — сказал отец Флинн.
Клэр привезла своих учениц в художественную галерею для выполнения учебного задания. Эмер, директор галереи, была ее подругой. Они завели девочек в галерею, чтобы те искали ответы на вопросы задания, а сами решили выпить по чашке кофе.
Эмер недавно вышла замуж за канадца по имени Кен, который ей давно нравился. Она считала, что потеряла его. Но неожиданно, как гром среди ясного неба, он явился к ней с огромным букетом цветов, и все получилось прекрасно.
Отец Флинн, как всегда, был готов помочь. Эмер предположила, что священник бывает очень рад, когда кто-нибудь заходит в церковь в наши дни или венчается.
— Он сам себе хозяин, — сказала Клэр.
— Конечно, — согласилась Эмер. — Вас с Недди венчал он?
— Нет, венчал каноник, но он присутствовал, чтобы в случае чего помочь канонику или вернуть его к теме, если того слишком уведет в сторону…
— В последние дни я часто вижу твоего Недди, у него какой-то бизнес в офисе рядом с офисом Кена. Они переделывают какую-то старую мельницу, — сказала Эммер.
— Недди? Бизнес?
— Ну да, я так поняла. Я видела его сегодня, когда приносила Кену ленч в его офис. А вчера…
Клэр молчала. Недди не упоминал ни о каком бизнесе. Ее сердце вдруг сжалось от страха. Но нет, только не Недди. Никогда.
Эмер поняла, что случилось.
— Я, наверное, что-то напутала, — неловко сказала она.
Клэр не произнесла ни слова.
— Там сплошные офисы и небольшие помещения, которые снимают под офисы. Там нет квартир или номеров. Нет, Клэр, не думай. Господи, он ведь обожает тебя.
— По-моему, у девочек было достаточно времени, как считаешь? — сказала Клэр лишенным выражения голосом, так не свойственным ей.
— Пожалуйста, не делай поспешных выводов… ты же знаешь мужчин, — попросила Эмер.
Клэр знала мужчин лучше, чем кто-либо в Россморе.
— Пошли, девочки, мы пришли сюда не на весь день, — сказала она голосом, которого нельзя было не послушаться.
Она садилась в свою машину, когда встретила Кэтела Чамберса. Он тепло приветствовал ее.
— Вы с Недди, должно быть, строите серьезные планы насчет вашей фермы, — сказал он.
— Вряд ли, Кэтел, пока еще очень не ясно, пройдет ли дорога прямо через нашу землю или нет.
— А кто же тогда эти консультанты, услуги которых стоят так дорого?
— Я ничего не знаю про консультантов, стоящих кучу денег.
— Может быть, я не прав. Но вы знаете, что вы взяли очень крупную ссуду? — Круглое лицо Кэтела выражало озабоченность.
— Крупную ссуду? Ах да, конечно, я знаю… — Клэр сказала это таким голосом, что было совершенно очевидно: она ничего не поняла.
Когда-то она думала, что Недди слишком хорош для того, чтобы это было правдой. Возможно, она была права.
Когда она приехала домой, ее свекор отдыхал на веранде, который они строили вместе. Она вспомнила, как подавала Недди гвозди один за другим. Марти дремал в плетеном кресле с легким теплым пледом на коленях. Здесь Клэр чувствовала себя так хорошо и спокойно, и вот теперь все кончилось.
Недди сидел за кухонным столом, заваленным бумагами.
— Мне нужно задать тебе один важный вопрос, — заговорила Клэр.
— А мне нужно сказать тебе кое-что очень важное, — ответил Недди.
Джуди Флинн остановилась, чтобы как следует рассмотреть новую вывеску на газетном киоске Слэттери. Вывеска выглядела превосходно.
— Потребуется много времени, прежде чем они перестанут называть меня Сканком, — озабоченно сказал он.
— Ничего, у нас есть время, — ответила Джуди.
— Вам пока не нужно возвращаться? — спросил Себастьян Слэттери с верхней ступеньки стремянки.
— Нет, я сама себе хозяйка, но у меня недостаточно тугой кошелек, чтобы и дальше оставаться в отеле.
— Как насчет дома вашей мамы? — предположил Себастьян.
— Нет, боюсь, ее однажды найдут зарезанной хлебным ножом, если я останусь там жить. — Джуди хорошо знала себя.
