Харон поднял руку.
— Ты возьмешь в уплату этот рог? — спросил Бард.
Харон сделал знак, чтобы Путеводец еще раз дунул в рог.
Путеводец повторил марш в честь погибшего легиона.
Харон кивнул и протянул руку. Путеводец положил рог на его ладонь, стараясь не прикоснуться к нему.
Харон положил рог у своих ног и показал Путеводцу, чтобы он садился в лодку. Бард подлетел к лодке и постарался как можно осторожнее сесть в нее, но к его удивлению лодка не покачнулась под его тяжестью. Внутри лодка была сухой и пустой, не считая его, перевозчика и рога. Путеводец сел вперед лицом, чтобы не смотреть на Харона, от взгляда которого ему становилось не по себе. Ни качки, ни движения воздуха не ощущалось даже когда Харон вывел лодку на быстрое течение на середине реки. Лодка казалась такой неподвижной, что Путеводец чувствовал себя как в гробу, закопанном в землю.
От созданного парастихийным льдом холода над водой поднимался пар. Бард оглянулся, чтобы посмотреть, не мешает ли холод Харону. Казалось, что тот не обращает внимания не только на холод, но и на присутствие Барда. Путеводец вспомнил, что перевозчик путешествует по внешним уровням, по сравнению с которыми Долина Ледяного Ветра кажется теплой.
Путеводец осмотрел окружающие пространства. Болото по обоим берегам реки было угнетающим зрелищем. На сколько хватало глаз все было покрыто мертвой коричневой болотной травой. Однообразие нарушалось только низкорослыми кустами, лишенными листьев. Несмотря на тепло и влажность, ничего не росло. Только после сильнейшего шторма, когда дождь на какое-то время смоет яд почвы, в этом необитаемом месте сможет выжить какое-нибудь растение.
Чтобы отвлечься от окружающей его мрачной сцены, Путеводец попытался подумать об Оливии и Элии. Он пытался вспомнить их лица, то, как они пели вместе в Поющей Пещере, прикосновение их рук, но воспоминания не приходили к нему. Он вспомнил, что река Стикс уносит воспоминания о живых.
Вместо этого Путеводца наполнили воспоминания о Шуте, Кирксоне и Мэйрайе.
Казалось, он не думал больше ни о чем несколько часов, пока Харон направлял лодку вдоль извилистых берегов реки. С каждой минутой в нем росло желание броситься в реку, чтобы забыть зло своей жизни.
Путеводец с тревогой встряхнулся, вспомнив, что река может забрать все его воспоминания как хорошие, так и плохие. Он забудет свои песни… Оливию… даже Элию. Бард не понял, является ли очарование забвения действием колдовства темной воды и унылого пейзажа или его собственной слабости, он должен как-то с этим бороться. «Песня, — подумал он. — Я должен петь песню».
Путеводец не был уверен, нравится ли Харону музыка, поэтому начал мурлыкать «Слезы Селины». Харон ничем не проявил своего раздражения или неудовольствия, с берегов на лодку ничего не прыгнуло, и Путеводец запел со словами. На середине песни он задумался о том, что Оливия может быть права, и лучи Селины поют ее дуэтом. Он начал песню с начала и в первый раз за триста лет с тех пор как написал ее, начал изменять стихи, чтобы они подходили для дуэта. К тому времени, когда Харон направил лодку к противоположному берегу, Бард чувствовал себя, как будто изменил всю свою жизнь. Он поблагодарил перевозчика, хотя уже внес плату своим рогом. Харон принял его благодарность, кивнув головой.
Путеводец завис над лодкой и пролетел несколько футов до твердой почвы.
Пока он думал о своей музыке, он не замечал изменений в окружающей местности, но теперь он с отвращением осматривал пейзаж. Болота Тартара не были и наполовину ужасны, каким с первого взгляда казалось королевство Моандера в Бездне. Берег был покрыт скользким коричневым навозом, громоздились разлагающиеся трупы и гниющие растения, воздух был наполнен зловонием. Не будучи уверен, что хочет продолжать свое путешествие в столь отвратительном месте, Путеводец обернулся к Харону, но перевозчик и его лодка уже исчезли.
Радуясь, Что его летательное заклинание еще не исчезло, Бард вынул половину камня. Луч света указывал в сторону противоположную реке. Вонь была невыносимой, но у него не было выбора. Пролетая над горами мусора, Путеводец задумался, не является ли королевство Моандера свалкой для остальных шестисот шестидесяти пяти слоев Бездны.
Бард не успел еще далеко улететь, когда заметил краем глаза большой драгоценный камень, но когда он приземлился и. наклонился, чтобы поднять его, то увидел, что это кусок гнилого плода. Потом ему показалось, что его глаза видят серебристый меч, который оказался покрытой слизью костью огромного животного. Он попытался подобрать книгу в золоченом кожаном переплете, но увидел, что держит гнилое полено, покрытое личинками. Бард понял, что эти иллюзии пытаются отвлечь его от поисков. Он полетел дальше, не обращая внимания на чудившиеся ему ценности, какими бы привлекательными они не казались.
Следуя дальше за лучом путеводного камня, Бард миновал нескольких слуг Моандера. Хотя большинство из них казались людьми или эльфами, некоторые были зверями — слонами, лошадьми, котами, собаками, оленями, соколами, воробьями, или волшебными созданиями вроде драконов или антов. Некоторые были из других миров, поэтому Путеводец не смог их узнать. Но у всех было общее — отростки, росшие из их тел, управляющие их действиями и подчиняющие Моандеру. Путеводец понял, что если бы он не казался подчиненным, то не смог бы незамеченным пройти по этому королевству.
Свет путеводного камня привел Барда к огромному холму, напоминающему своим размером гору, на которой стоит город Айлаш. Сначала Путеводец подумал, что это крепость Моандера, но приблизившись, понял, что это истинное воплощение Моандера, которое содержит его сущность. Если уничтожить это воплощение, а не какую-либо из оболочек, которыми божество владело в мирах основного материального уровня, Моандер навсегда прекратит свое существование.
Воплощение Моандера в Бездне было кучей гниющей растительности, но раз в пять больше того, которым он владел в Королевствах. Тысячи отростков, оканчивающихся ртами и глазами волновались над горой, оранжевые реки отравленной воды текли по склонам. Несмотря на свои огромные размеры, казалось, что истинное воплощение Моандера дрожит от исходящего от кинжала Путеводца холода.
У подножия холма стоял Акабар Бель Акаш. Вокруг его колен обернулись слизистые отростки, подобным образом были связаны его руки. Глаза были закрыты, он молчал.
— Стой, Безымянный Бард! — закричали хором рты Моандера.
Путеводец остановился.
— Ты поступил глупо, что пришел сюда, — заявили рты Моандера. — уничтожив мое тело в Королевствах, ты стал моим врагом навсегда. Но, несмотря на твои преступления против меня, я восхищаюсь твоей находчивостью. Думаю, что позволю тебе жить, как моему слуге. А теперь достань семя силы, которое украл из моего тела в Королевствах.
Путеводец сунул в сапог половину путеводного камня и вытащил крохотный кристалл цвета крови, который нашел у волшебных ворот внутри тела Моандера в Королевствах. По-видимому, шагнув через ворота и отделив камень от Королевств, он. действительно лишил божество силы, которой оно владело в Королевствах.
