Я слишком долго молчу, засмотревшись на ее улыбку. А потом говорю такое, отчего в груди у меня бьется сразу тысяча тех самых бабочек, о которых она мне когда-то рассказывала:
– А потом мы ждем падающую звезду, чтобы загадать желание – второй шанс. И когда она падает… я загадываю тебя.
Ее глаза открываются. Такие яркие, что я чуть не слепну.
– Меня?
– Да. Ниель, я хочу быть твоим лучшим другом. Но не одним только другом, – объясняю я, глядя в прозрачно-голубые глаза, которые смотрят на меня. И тогда… тогда я вдруг падаю в темноту спиной вперед. – Ты – та самая… моя единственная девушка, мисс «Что, если?…». Та девушка, о которой я буду жалеть всю жизнь, если однажды позволю ей уйти.
Неожиданно Ниель обхватывает меня руками за шею и прыгает на меня. Я подхватываю ее, отступаю на шаг назад. Вечно она делает это так, что я не успеваю опомниться.
– Я тебе платье испачкаю, – говорю я, сжимая в ладонях те самые округлости, которые это платье так хорошо подчеркивает.
– Ну и пусть, – отвечает она и целует меня в щеку. – Потому что именно ею я и хочу быть. – Ниель обнимает меня, быстро целует в губы и поясняет: – Той самой единственной мисс «Что, если?…». Той девушкой, без которой ты не можешь жить.
– Ты для меня значишь еще больше, – говорю я. Она чуть отстраняется, чтобы взглянуть мне в лицо. – И так было всегда.
Ее губы накрывают мои, и я чувствую, как спадает напряжение. Я тысячу раз прокручивал этот момент в голове, в сотне разных вариантов. Но реальность превзошла все ожидания.
Надеюсь, Зак не войдет сейчас в гараж и не застанет нас целующимися в таком виде: Ниель обвила меня ногами, юбка у нее задралась до самых бедер, а мои руки лежат там, где кончается ткань и начинается тело.
Она медленно отстраняется, смотрит мне в глаза и не может сдержать улыбку:
– Ты хоть понимаешь, что теперь никогда от меня не отделаешься?
– Мне только этого и надо, – говорю я и медленно опускаю ее на пол, но руки не убираю.
– В общем… я написала письмо в Гарвард, объяснила ситуацию, и они согласны принять меня в этом году.
У меня округляются глаза:
– Ты поступаешь в Гарвард?
Она кивает:
– Рей сказала, что ты переводишься в Беркли. Все отлично складывается, тебе не кажется?
– Я ждал, чтобы тебе сказать… когда ты решишь, что будешь делать, – объясняю я, чувствуя себя виноватым: не хочется, чтобы Ниель думала, будто я от нее что-то скрываю. – Тебе нужно было принять решение самой, чтобы я никак на него не влиял.
– Я знаю, – говорит она и обнимает меня еще крепче, прижимаясь головой к моей груди. – Ты уже выбрал специализацию?
– Понятия не имею, что я буду делать со своей жизнью, знаю только одно: я хочу, чтобы в ней всегда были ты и Рей.
Лицо Ниель озаряет ослепительная улыбка.
– А почему Гарварда нет в списке? – спрашиваю я, прижимая ее к себе.
– Потому что я толком не знала, почему туда поступаю – потому что сама так хочу или потому что отец от меня этого ждет. Но я очень старалась ради этого поступления. И к тому же это один из лучших университетов в стране. Рей сказала, что я буду дурой, если туда не поеду.
Я смеюсь.
– Значит… ты нашел список? – уточняет Ниель, осторожно поглядывая на меня.
– Мне особенно понравился последний пункт, – говорю я и нежно целую ее.
Когда мы отрываемся друг от друга, у нее горят щеки.
– Вообще-то, у меня там еще один невыполненный пункт остался.
– Воздушный шар? – догадываюсь я. – Это можно.
– Когда?
– Да когда захочешь.
– Пожалуй, я хочу свадьбу на воздушном шаре, – будничным тоном заявляет она.
– Что? – Я буквально задыхаюсь от изумления, не веря своим ушам.
А она заливается радостным смехом: они с Рей всегда так смеются, когда меня разыграют.
– Это было жестоко с твоей стороны. – Я укоризненно качаю головой.
– Ой, Кэл, видел бы ты свое лицо, – отвечает она, готовая уже расхохотаться снова. Но не успевает: я вновь целую ее.
– По крайней мере, мне не надо волноваться из-за этой твоей фобии – знакомства с родителями, – говорит Ниель, наконец отстранившись. – С моими-то ты уже давно знаком.
– Ага. И боюсь их до трясучки, – добавляю я.
Ниель опять смеется.
– Идем. Нам еще нужно кое-что сделать. – Она берет меня за руку и решительно направляется к двери.
– Что такое? – спрашиваю я, выходя с ней из гаража.
У дома Зака стоит Рей, и в руках у нее столько шариков, что я опасаюсь, как бы они не подняли ее в небо.
– Заново пережить самый лучший день в своей жизни, – цитирует Ниель один из пунктов списка, крепко сжимая мою руку.
– Что это вы там делали? – фыркает Рей. Потом замечает масляные пятна на платье Ниель. – Ладно, проехали. Не хочу знать.
Ниель забирает у Рей шары и делит связку на три равные части. К каждому привязана записка: «Тебя любят».
– Это для Райчел, – объясняет Ниель, – от нас. Чтобы она знала: мы ее никогда не забудем.
В одной руке я держу нитки шариков, а другой сжимаю ладонь Ниель.
– Готовы? – спрашивает она, глядя на нас с Рей. – На счет «три». Раз. Два. Три!
Мы выпускаем шары и смотрим, как ветер уносит их прочь.
Я наклоняюсь и говорю Ниель на ухо:
– Я люблю тебя. И уже очень давно.
– Наконец-то, – бурчит Рей, и Ниель смеется – тем самым своим неподражаемым смехом, от которого на сердце делается так хорошо.
– Я тоже всегда любила тебя, Кэл, – говорит она. – И если уж на то пошло, ты был самым главным пунктом в моем списке.
Благодарности
Идея романа «Что, если?…» пришла мне в голову, когда я слушала одну песню. Я попробовала перенести свою задумку на бумагу, и в результате это вылилось в сложное переплетение нескольких сюжетных линий. Создавать новый вымышленный мир было делом очень и очень трудным. Но я упорно писала, исправляла, потом переделывала и переписывала все снова и снова, что-то убирала, а что-то добавляла, – и пожалуйста, вот она, история, в которую я буквально влюбилась, рассказ о том, как прожить ту жизнь, какую хочется, а не ту, которая тебе выпала. Я верю, что этот напряженный труд помог мне вырасти как литератору: он постоянно требовал от меня все новых и новых усилий, до тех пор пока каждое слово не наполнилось достойными его страстью и выразительностью.
Я бы никогда в жизни не выдержала подобного испытания – раз за разом переписывать роман заново, – если бы не поддержка двух замечательных людей. Это, во-первых, литературный агент Эрика Сильверман, которая не уставала подбадривать меня и регулярно давала просто бесценные советы. И во-вторых, Элизабет – моя постоянная соратница во всем, что касается литературы, верный друг и удивительно талантливый человек. Об Элизабет я могла бы говорить бесконечно. Без нее мне как писательнице не добиться бы и половины того, чего я добилась.
