Он встал, подошел и откинул ей волосы со лба.
— Придется тебе к этому привыкать.
— Кейд, мой отец… Что бы он ни представлял собой, это частично передалось и мне. И ты должен все взвесить еще раз, прежде чем связать свою жизнь с моей.
— Наверное, ты права. — И Кейд увлек ее в спальню. — Но тогда ты должна знать о моем прадедушке Горэсе, который состоял в плотской связи с братом жены. Когда она узнала об этом и пригрозила ему, что обо всем расскажет, Горэс и его любовник расчленили ее и скормили крокодилам.
— Ты это выдумал.
— Нет, честное слово, нет.
И он положил ее на постель.
— Ну, крокодилы — это семейная легенда. Некоторые говорят, что жена Горэса просто-напросто сбежала в Саванну и прожила там в тоскливом одиночестве до девяноста шести лет. Но как бы то ни было, этот эпизод не украшает родословную Лэвеллов.
Тори повернулась к Кейду и положила голову ему на плечо.
— Хорошо, что у меня нет братьев.
— Это точно. А теперь поспи, Тори. Главное, что мы с тобой вместе. И это единственное, что имеет значение.
Она заснула, а он лежал без сна и прислушивался к звукам в ночи.
28
— Кейд, мне не стоит идти туда. — Тори окинула взглядом башни «Прекрасных грез». — Я не хочу видеться с твоей матерью. Это никому из нас не пойдет на пользу.
— Но мне необходимо с ней поговорить, и я не хочу отпускать тебя одну в город. Не хочу спускать с тебя глаз, пока эта история не кончится.
— Но ведь я могу подождать в машине, — предложила Тори.
— Давай заключим компромисс. Ты подождешь меня в кухне. Моя мать нечасто там появляется.
Тори снова хотела возразить, но уступила. Слишком она устала, чтобы спорить. От многочисленных ночных сновидений. От множества дневных образов, теснящихся в мозгу. «Пока эта история не кончится», — сказал он, словно она может закончиться.
Она вышла из машины и пошла с ним по дорожке между кустами цветущих роз, мимо камелии с блестящими листьями, где однажды маленькая девочка спрятала свой хорошенький розовый велосипед, мимо отцветших азалий и ароматных зарослей лаванды, которая будет благоухать вплоть до самой зимы…
Это был мир Маргарет, такой же совершенный, как мир внутри дома. Ничто не должно его омрачать, ничто не должно меняться. И какое несчастье, если чужаку удастся проникнуть в эти заповедные края и нарушить хорошо сбалансированное здешнее бытие.
— Ты ее не понимаешь.
— Извини, что ты сказала?
— Ты совершенно не понимаешь свою мать. Это ее мир, Кейд. Это ее жизнь. Ее дом и сад. Вид из окон. Она много лет сохраняла этот мир, в то же время его совершенствуя. Она должна владеть им, прикасаться к нему и делать все, чтобы ничто не менялось. Не отнимай этот мир у нее.
— Я не отнимаю. — Кейд обхватил ладонями лицо Тори и прижался к нему своим. — Но я также не позволю ей использовать дом или поместье как оружие против меня, как средство удержать меня под своей пятой.
— Но можно поискать компромисс. Ты сам об этом сказал.
— Да, но не со всеми людьми он возможен. Не проси меня об этом, Виктория. Не проси меня покупать ее одобрение за счет нашего счастья. И если хочешь знать, она никогда не одобряла мои поступки.
Это было так странно: Кейд вырос в сказочном замке, но был так же обделен вниманием, как она.
— Тебе это больно. Извини, я этого не понимала раньше.
— Старая рана. Она уже не так кровоточит, как раньше.
«Но все же иногда бывает», — подумала она, идя рядом с ним. Здесь были другие методы расправы с ребенком, обходились без ремня и не пускали в ход кулаки.
— Я хочу детей.
Кейд остановился, словно споткнувшись.
— Что ты сказала?
— Хочу детей, — повторила она. — Устала от пустых дворов, тихих садов и чопорных комнат. Если мы будем здесь жить, пусть будет шумно и весело, пусть на полу валяются игрушки и фантики от конфет. Я не хочу жить в безжизненном доме.
Он улыбнулся, вспомнив о мальчике, который так хотел построить на дворе крепость.
— Интересное совпадение. Я тоже думал о парочке ребят для начала.
Он наклонился и сорвал веточку розмарина. «Чтобы помнила, — с чувством произнес он и подал ей, — что нам предстоит спланировать нашу общую жизнь с маленькими детьми и беспорядком в комнатах».
Они вошли в дом через кухню и увидели Лайлу. Пахло кофе, бисквитом и розовой водой, которой каждое утро Лайла опрыскивала стены.
— Поздновато вы пришли к завтраку, — ворчливо сказала она, — но, к счастью для вас, я сегодня в хорошем настроении.
Она уже несколько минут наблюдала за ними из окна. Они хорошо смотрелись вместе. А Лайла уже давно хотела видеть своего мальчика вместе с подходящей ему женщиной.
— Ну, садитесь. Кофе еще горячий.
— Мать наверху?
— Она заседает с судьей в парадной гостиной.
Лайла уже ставила на стол кружки.
— Она даже ни словечка мне сегодня не сказала. Долго разговаривала по телефону, сидя у себя в комнате с закрытой дверью. Твоя сестрица не удосужилась ночевать сегодня дома.
— Фэйф нет? — В душе Кейда закралась тревога.
— Не беспокойся, она у дока Уэйда. Упорхнула вчера, сказав, куда направляется, но, когда вернется, не знает. Никто, кроме меня, наверное, не ночует в своей постели… Садитесь и поешьте.
— Мне надо поговорить с матерью. А ее покорми, — распорядился Кейд, кивнув на Тори.
— Но я не щенок, — пробормотала Тори, — не беспокойся, Лайла, мне ничего не надо.
— Садись и убери с лица страдальческое выражение. Это его дом, и он сам уладит дела со своей матушкой, тебе незачем ломать себе голову, как все устроить. — Лайла поставила на стол кофейник. — И съешь все, что я положу тебе на тарелку.
— Начинаю понимать, на кого похож Кейд.
— А почему бы и нет? Я главным образом и воспитывала его. Ничего не хочу сказать плохого о мисс Маргарет. Некоторые женщины не созданы быть матерями, вот и все. Это не делает их хуже. Просто они такие, какие есть.
Она положила на тарелку большой кусок пышного бисквита.
— Сожалею о том, что случилось с твоей матерью.
— Спасибо.
— Некоторые женщины не созданы для материнства. Вот почему, как в песне поется, господь да благословит детей, которые создают себя сами. Ты, девочка, из таких. И всегда была такая.
И в первый раз, после того, как Тори узнала о смерти матери, она заплакала.
Кейд застал в гостиной одного судью.
— Добрый день, судья.
