Андрей недвусмысленным вопросом возвратил Сергея к разговору о Кате:
– Чем, интересно, сейчас занимается офицер ФСБ?
– Ты о ком? – прикинулся Марк болваном.
– О Кате. Вы вроде поссорились.
– А я предупреждал, что однажды исчезну с ее горизонта.
– Глаза у нее красивые, – многозначительно выпятив нижнюю губу, часто покивал Овчинников.
– Ну и?.. – Марковцев скосил глаза на приятеля. – Красивые, а дальше? Как синие облака, как море, как утренняя дымка? Ей нужно то, отчего бегу я. Ей хочется видеть меня с зассанным ребенком на руках: «Ой ты мой золотой! Ой батюшки!» Она добивается диагноза: жена Сергея Марковцева.
Овчинников рассмеялся.
– Интересно, почему меня не тянет посмеяться над тобой?
– Что, есть повод? – поинтересовался Андрей. Приятели приводили себя в порядок после перенасыщенного событиями дня: сидели в сауне отеля и потягивали немецкое пиво. Прядь волос, которой Овчинников прикрывал поредевшую макушку, сейчас мокрой мочалкой падала на ухо. Сбоку такая молодежная прическа выглядела модной, зато когда он поворачивал голову, менялось все – прическа, его лицо, одна половина которого, казалось, улыбалась, тогда как другая пугала какой-то безжизненностью. Ему бы искусственный глаз на плешивую сторону, рассеянно подумал Сергей.
– Недавно я в буквальном смысле слова отдохнул в квартире путаны, – продолжил Марк, обращаясь к «нормальной» стороне Андрея. – И понял: мне не нужна жена, подруга, мне нужна гейша. Приветливый взгляд, заботливые руки. Чтобы представала она пред моими очами только тогда, когда я захочу. Я не хочу любить, потому что начну ревновать.
– Ревность развлекает, – заметил Андрей.
– Меня развлекает автомат Калашникова. И давай закроем эту тему.
Но тут же вернулся к ней снова:
– Она сама сказала: мол, не хочет помогать, потому что у нее есть дела поважнее. А ведь в тот раз я ее не просил о помощи. Вот сейчас спроси ее, на чьей она стороне, – Катя ответит: «Еще не решила». Почувствуй разницу в вопросах и ответах, Андрей, и ты все поймешь.
Так или иначе они старались избегать основной темы, касающейся Султана Амирова. Ведь важно уметь расслабиться не только телесно.
И в Марке, и в Андрее сидело сейчас по два человека. Приметив в приятеле такое раздвоение визуально, Сергей точно знал о таком же разделении его чувств, эмоций. Может, Андрей остыл, но и без прежнего воодушевления он все же продолжит работу. Удовлетворение придет позже, причем не диким восторгом, а скорее проявится усталым взглядом, легкой улыбкой; придет опустошенность – этого не избежать. Ведь шоколад сам по себе горький.
Бывший капитан «Гранита» возлагал какие-то свои надежды на поездку в Дагестан, как баталист, рисовал перед собой пусть не скорые, но решительные картины боевых действий. А может, ничего такого и не было; повседневная рутина перемолола все – воспоминания, действительность, мечты. Винегрет. Его едят ложкой, не выбирая. Вот и хапнул порцию Андрюха, закусил, напевая – уже монотонно: «Мне все снятся военной поры пустыри». И не ему ли знать, что настоящие победы выстраданные.
– Я тоже устал, Андрей, – поделился своими мыслями Марковцев. – Действительно все обрыдло, нет азарта. Какие-то холодные мы стали. Таких, как мы, не разогреешь; обжечь можно. Вскрикнул, вскочил, подул и забыл.
Овчинников покивал головой: «Разогреть нельзя, обжечь можно».
– Да, ты верно подметил. Сам я долго не мог подобрать определения. Надолго нас не хватает, это правда.
– Ладно, хватит париться, – закруглился Марк. – Все равно не согреемся.
– Интересно, дипломат, с которым ты говорил, – чья креатура?
– Не знаю. Но кого-то одного не представляет. Кавказский ставленник, одним словом. Знаешь, кого он мне напомнил?
– Кого?
Сергей проследил за поворотом головы партнера, насладился трансформацией его лица и намекнул:
– Нашего общего друга. Он капитан первого ранга, возглавляет в ГРУ «экспертно-проблемный» отдел. Гру-узный такой мужик.
– Не говори при мне его фамилию.
* * *
Султан поджидал товарища на месте, которое ровно один час и сорок минут назад покинул Марковцев. Чеченец словно пытался познать сущность своего врага, ощущая его невидимое присутствие, его зловещий фантом, витающий в этой комнате, злой дух, что всегда действует ради собственной выгоды, ради себя. И что за выгоду преследует Марковцев? На ум пришло определение, созвучное с сущностью злого духа, сатаны: сатисфакция. Марк ищет удовлетворения.
Не таясь, во двор въехали «Жигули» четвертой модели с Гумистой за рулем. Громко хлопнув дверцей, к комнате тем не менее он подошел неслышно. Откинулся край ковра, пропуская чеченца. Встретив вопросительный взгляд командира, Аслан ответил коротко, по существу:
– Они остановились в «Богосской вершине».
– Сколько их? – После продолжительного молчания собственный голос показался Амирову неродным.
– Основных двое. Сняли номер на втором этаже. Окна в середине восточного здания, точнее не скажу, выходят на центральную аллею. Остальные – трое или четверо, не сумел посчитать, – вроде как охранники. Их джипы с местными номерами стоят на площадке, напротив входа в гостиницу.
– Отлично! – взбодрился Султан. – Напомним русским «афганскую зачистку».
Это выражение расшифровывалось просто: вначале автоматная очередь, потом вопрос: «Кто идет?»
Небольшая команда Амирова разместилась на двух легковых машинах. Боевиков вместе с командиром насчитывалось десять человек. Их как раз хватало на подобную операцию, поскольку Султан не раз доказывал, что проще действовать силами организованного меньшинства, нежели задействовать сотню, которая по своей многочисленности уже являлась неорганизованным большинством.
Подобная тактика во все времена обречена на успех. Султан брал дагестанские селения, наводил ужас на соседние республики, которые корежило от одного только известия: «Банда Султана Амирова проникла на территорию Дагестана и движется к границе Ставропольского края». Вставали на уши регулярные войсковые части Российского государства, зеленели, маскируясь, под болотными фуражками лица пограничников: идет меньшинство. Которое контролирует рынки в крупных городах России, игорный и прочие бизнесы, коммерческие и государственные банки, «ставит на счетчик» всех русских свиней, рабов по своей сути. Начиная с примитивных счетных палочек Чингисхана, заканчивая не менее примитивным загибом пальцев, сопровождаемых акцентом. Любым – картавым ли, гортанным, не имеет значения.
Как-то раз Султан задумался над парадоксальными историческими взаимоотношениями между народами Кавказа и России. Когда отступать было некуда, горцы сдавались на милость победителю и служили ему верой и правдой. Тогда как русские всегда дрались до победного конца, до последней капли крови. Выходило, русские сильнее. Они всегда побеждали... в борьбе за поражение. Вот где парадокс. Как ни искал Султан ответа на это противоречие, не смог найти его даже за многие месяцы, проведенные в следственном изоляторе Лефортова.
