– No. My english is so-so.
– Это не самое страшное. Окунетесь в язык и начнете говорить бегло.
Я сижу в небольшом кабинете на втором этаже здания, которое построили по проекту архитектора Шервуда, это мне сказал товарищ Игнатьев.
– В комплексе зданий на Старой площади Шервуд соединил элегантность модерна и утилитарность конструктивизма.
Мне было удивительно слышать от товарища Игнатьева такое.
– Вас ждут в институте к четырнадцати ноль-ноль. Думаю, собеседование Вы пройдете успешно и будете зачислены на второй курс факультета дополнительно профессионального образования. Будем считать, что вы уже обладаете достаточным образованием в сфере внешней политики и журналистики.
В понедельник полил дождь. Я шла по улице Горького под зонтом, что купила в ларьке при гостинице. Хороший китайский зонт спас мою голову от воды, льющейся с неба, но никак не мог уберечь ноги, и скоро они промокли. Воздух пропитывался влагой и парами бензина. Тут автомобили ездят на каком-то другом бензине и выхлопы иные, чем в Ленинграде. Я студент МГИМО. Учиться мне два с половиной года, а что будет потом, мне безразлично. У Максимилиана Максимовича обнаружили опухоль, и он был прооперирован. Повидать его мне не пришлось. Жена «оккупировала» палату, и было бы трудно объяснить, кто я такая и что мне надо.
Петр Петрович познакомил меня с семьей, и выходные я провела на его даче.
– Рядом маршал, через дорогу дача заместителя министра обороны. Чуть дальше тоже шишка. Так что у нас полный комплект для преферанса.
Так он говорил, стоя на мостках в широченных портах и майке с надписью «ЦСК» и цифрой десять. Он ловит пескарей, я «болею»: – Клюнуло, тащите!
Я иду на Ленинградский вокзал, через сорок минут я сяду в вагон «Красной стрелы» и уеду в Ленинград. В начале сентября вернусь, чтобы начать учебу в МГИМО.
На площади трех вокзалов суматоха и кутерьма. Машин полно.
Сопротивляясь ветрам
Год 1991-й. Попытайтесь вспомнить его – прошло не так много времени. В марте начались все эти политические игры. Много разговоров о референдуме.
А что языком трепать, если латыши и эстонцы уже проголосовали в поддержку своей независимости? Каждому бывшему секретарю КПСС хочется до колик в животе стать президентом. Литва следует по пути соседей.
Горбачев расширяет права КГБ в борьбе с экономическими преступлениями. Поздно пить нарзан, товарищ президент, когда почка отвалилась. С другой стороны, а что им остается делать, когда предатели все разбазарили: агентуру, связи, техническую базу.
Вот так я всегда: хочу поведать о жизни своей, а начинаю болтать невесть о чем.
Прежде всего, полагается описать место и время события. Я в Ленинграде, сижу у окна на кухне в своей прежней квартире на Черной речке. За окном ноябрь. Шестнадцатое число, суббота. Была бы я еврейкой, то ничего бы по хозяйству не делала. Но, так как я русская, то предстоит мне генеральная уборка. Антонина обещала, как только управится у себя, прийти помочь мне. Её кубинец уехал на остров к дедушке Фиделю, – так выразилась Тоня.
– Забрал старшего и укатил. Теперь я свободная женщина, – так она сказала, когда я позвонила ей вчера.
Что же было вчера? Вчера я все той же «Красной стрелой» приехала в город, ставший за эти годы почти не знакомым мне. Закрылись магазины, в которые я привыкла ходить. На их месте открылись салоны, магазины, торгующие иностранными шмотками. Масса новых кафе и ресторанов. И все пустые. Во Франции полно кафе, бистро, закусочных, и все они всегда заполнены. Если не полностью, то, во всяком случае, не стоят абсолютно пустыми.
Да что там эти места общественного питания – с позволения сказать, в городе другая атмосфера! Я не имею в виду климатическую атмосферу. Народ стал наглее, грубее, распущеннее. Чаще можно услышать нецензурную речь. Шофёры, владельцы иномарок вообще стали настоящими хулиганами. Такой может выйти из машины и, если не даст в рожу, то матом покроет.
Стою я вчера на стоянке такси, вещей у меня не много, но захотела проехаться на легковом авто по городу. Подъезжает машина без опознавательных знаков «такси». Шофер из окна:
– Девушка, могу отвезти.
Это он ко мне. Честно говоря, за то время, пока жила за границей, я отвыкла от такого обращения, но отвечаю:
– Мне на Черную речку.
– Это где?
Объясняю.
– Ни хрена себе.
Вот так: громко, прилюдно и ничуть не смущаясь. Называет дикую, по-моему, сумму. С этим шофером я не поехала, и не только потому, что за проезд он заломил невероятно много, а не пожелала я сидеть рядом с матерщинником.
Домой я поехала на старенькой «Волге», за рулем которой сидел мужчина средних лет.
– Судя по Вашему багажу, сударыня, Вы из заграницы.
На моём чемодане масса наклеек. По ним можно изучать географию Европы. Разговорились. Вернее, говорил он, а я слушала.
– Борис Ельцин потребовал отставки Горбачева. Я бы поддержал в этом Бориса Николаевича, если бы он сам не вел политику на развал Союза. Да Горбачев довел народ до кипения. Шахтерам, бывшей рабочей элите перестали вообще платить.
Машина въехала на Кировский мост. Как я хотела погулять по набережным в белые ночи. Полюбоваться ансамблями, посмотреть разводку мостов. И ещё, чтобы рядом был любимый мужчина. Не пришлось и не придется уже. А мужчина продолжал говорить. Я видела, что ему надо выговориться и слушала, не перебивая.
– Кем был я раньше, до того, как Горбачев начал перестройку? Ведущим инженером в одном из ведущих институтов Союза. Но он объявил о конверсии. И понеслось. Начали уничтожать военно-промышленный комплекс. А он давал совершенные технологии, сравнимые с открытием изобретения. Меня уволили во вторую волну. Прикрыли тематику – и пошел вон. Сколько таких, ставших в одночасье изгоями. Теперь, чтобы самому не помереть с голоду и семью прокормить, занимаюсь частным извозом.
Проехали Каменный остров. С Ушаковского моста мне видны фигурки людей на берегу.
– Видите их? Они не ради пустого развлечения ловят тут рыбу. Какая-никакая, а еда. Позор! Вряд ли чего поймают в это время, но стоят.
Машину крутануло.
– Не надо так расстраиваться. Я хочу домой приехать целой.
– Пардон, мадам. Доставлю в целости и сохранности. Моя старушка служит мне исправно уже двадцать лет. В 1970 году мы, группа сотрудников, получили государственную премию. Мне разрешили купить эту «Волгу».
У монументального здания Военно-морской Академии, которой, наконец-то, присвоили надлежащее имя, группа офицеров. Судя по их жестикуляции, молодые люди спорят или обсуждают очень важные проблемы.
– Бедняги. Теперь им одна дорога: на гражданку. Флот сокращают. Корабли стоят у стенки. Нет, видите ли, мазута. Хотел бы спросить, а ядерное топливо тоже кончилось?
