— Ничего. Клянусь! У меня были копии закладных на недвижимость Гордонов и Хантли. Я подписала их Джону Гордону в обмен на освобождение.
— А где подлинники?
— В банке, в Эдинбурге, — прошептала она.
— Завтра ты мне их отдашь! — велел он. И повернулся к сестре: — А ты подписывай обвинение в насилии.
— Я не была изнасилована! — запротестовала Александрия.
— Не важно, все равно подпишешь, — нетерпеливо сказал Парис.
— У него будут неприятности, — упорствовала сестра.
Мускулы на лице Париса подергивались.
— Думаю, ты все перепутала. Это он доставил тебе неприятности. Черт побери, девочка, ты сидишь тут и ведешь себя так, будто я должен тебе объяснять. Вы что, обе без мозгов? Когда я стану вести переговоры с врагом, я буду говорить с позиции силы. У меня огромное терпение, но оно скоро лопнет!
Александрия подписала. Он добавил свою подпись и отпустил обеих.
Ближе к полуночи миссис Холл поджидала, когда Парис поднимется в спальню.
— Ваше сиятельство, могу я быть с вами откровенной?
— А когда ты не была? — насмешливо ответил он.
— Она очень устала и взволнована! — Служанка показала рукой в направлении спальни. — Если вы хотите, что бы она нормально выносила ребенка, на нее нужно поменьше кричать и давать ей отдых. — Она очень сурово посмотрела на хозяина.
Парис собирался войти к Табризии и выдать ей как следует за то, что жена имеет от него секреты, но в нем заговорила совесть. Скорчив гримасу, он недовольно пробурчал:
— Миссис Холл, ты кошмарная старуха!
Она удовлетворенно кивнула, увидев, что Парис отправился спать в другую комнату.
В июле Ботвелл с отрядом всадников въехал во двор Кокбернспэта. Парис уделил много внимания гостям, оказал им особо радушный прием. Он был доволен, что Ботвелл на этот раз явился сам, а не послал за ним. Парис повел его в кабинет, чувствуя, что гостя распирает от важности.
— Благодаря дипломатическому дару ты смог добыть подпись Хантли на мировом обязательстве. Я прав?
Ботвелл засиял.
— Он подписал с охотой, я бы даже сказал, со страстью. Думаю, могу утверждать это совершенно честно. По-моему, у Джеми что-то есть против него. — Ботвелл вынул документ и разложил перед Парисом. — Так что теперь осталось получить твою подпись, милорд.
Парис печально вздохнул.
— Ах, если бы все было так просто, Фрэнсис!
— Что ты имеешь в виду? — резко вскинулся Ботвелл
— Как я могу заключить честное, достойное соглашение с людьми без чести?
— В чем дело, Разбойник? Говори-ка яснее!
Парис поколебался, оттягивая время. Очень нелегко обвести Ботвелла вокруг пальца
— Надеюсь, ты понимаешь, что это между нами? Если слухи пойдут, ее жизнь будет разрушена. Моя сестра изнасилована Адамом Гордоном. У меня есть документ, удостоверяющий это. И я хочу послать его королю.
— Королю? — недобрым тоном осведомился Ботвелл.
Парис продолжал:
— Я полагаю, что должен тебе открыть все. Король хочет, чтобы юные шотландские наследницы выходили замуж за представителей английских благородных семей. И я обещал ему Александрию.
— Понятно, — сказал Ботвелл, быстро соображая. — Значит, надо послать ее ко двору…
— В ее положении я никуда не могу послать сестру, — заявил Парис.
Ботвелл присвистнул, Единственным выходом было замужество. Но мог ли он даже заикнуться об этом Разбойнику Кокберну? Во всяком случае, если не подсластить пилюлю, то нет.
— Дай-ка я вернусь к Хантли и нашим переговорам. Я думаю, можно сойтись на чем-то вроде компенсации.
Парис развел руками.
— Это еще не все, Фрэнсис. Похоже, изнасилование — обычное дело для этого клана. Джон Гордон угрожал изнасиловать и мою жену, если она не простит ему долги на двадцать четыре тысячи фунтов стерлингов. К счастью, по своей наивности она подписала только копии. Сами оригиналы в безопасности, но ты видишь, какая здесь гуляет огромная сумма. Конечно, Фрэнсис, я не могу от тебя ждать, что ты станешь заниматься посредничеством просто так.
Ботвелл улыбнулся — хорошо, что Кокберн правильно понимает дело.
Как только Ботвелл и его люди уехали, Парис почувствовал себя прекрасно и был очень доволен достигнутыми договоренностями. Чего нельзя сказать о Табризии.
Занимаясь шитьем вещичек для ребенка, она выслушивала мольбы Александра — уговорить Париса отпустить его в Эдинбургский университет.
— Тэб, я буду тебе очень благодарен, если ты как можно скорее поговоришь с ним. Учебный год в университете начинается в сентябре, как ты понимаешь.
Александрия подсела к ней с другой стороны и стала горячо упрашивать:
— Я хочу, чтобы ты выяснила, что произошло между Парисом и Ботвеллом. Я точно знаю, он использует ту чертову бумагу против меня.
Парис услышал конец разговора, подходя к солярию. Он было разозлился, но злость его быстро сменилась удивлением, когда раздался голос жены:
— Черт побери! Я ужасно устала от ваших бесконечных приставаний! Вы оба отлично знаете — Парис не кукла, которую можно дергать за веревочку. Он видит насквозь все мои уловки с упрашиванием. И на меня одну обрушивается весь его гнев. Александрия, я предлагаю тебе: если хочешь что-то узнать от Париса, спроси сама. И ты, Алекс, тоже. Хочешь в университет — будь наконец мужчиной и попроси его сам. А уж если мне что-нибудь понадобится от Париса, не сомневайтесь, я сама к нему обращусь.
Прекрасное, теплое чувство охватило Париса при этих словах жены. За ужином она нашла записку, засунутую под ее прибор. «Моя дорогая Табризия, первая и единственная женщина в мире, которую я когда-нибудь любил и люблю отчаянно! Ты прощаешь меня? П.»
Она тут же поймала его взгляд через большой стол, и они словно уединились, утонув в глазах друг друга незаметно для всех Когда ужин подходил к концу, он приподнял бровь, и она улыбнулась ему таинственной улыбкой.
— Парис, пойдем в солярий. Я хочу поговорить с тобой.
— А мы не можем поговорить в постели? — прошептал он.
— Нет! Твое внимание отвлекается, да я и сама забываю обо всем, что собиралась сказать.
Он засиял, взял ее за руку и повел в солярий.
— Ты не подписал мировое обязательство, так ведь? — спросила она его с упреком. — Парис, ты не можешь себе представить, что творится со мной, когда ты отправляешься
в набег. Я не имею в виду твои походы вдоль границ в поисках овец. Я о том, когда ты идешь в рейд против вражеского клана. Я умираю тысячу раз! Ожидание невыносимо. И даже когда ты возвращаешься, я знаю — это не конец. После рейда — возмездие, потом еще рейд.. И так