Книга Учитель цинизма - Владимир Губайловский

Все это так. Но они же с перепугу могут таких дров наломать, что мало никому не покажется, а то, что сами в этой каше сгинут, так от этого всем прочим не легче нисколько.

79

20 августа, 3 часа ночи. Страх бывает нормальный — если сейчас тебя будут бить и, может быть, убьют (когда бьют, уже не страшно, не до того). Реакция на такой страх тоже нормальная — ты будешь защищаться или убегать. Но бывает другой страх. Он не имеет объяснений. Такой страх я пережил один раз в жизни, в собственной постели, на грани сна и яви.

Я лежал с закрытыми глазами и видел абсолютно черный силуэт — плечи и голову. Силуэт проявлялся на фоне рассеянного света, как если бы я увидел его в предрассветных сумерках, когда солнце еще не взошло, но уже довольно светло. Он был развернут ко мне «лицом». Граница между рассеянным светом и абсолютной чернотой была резкой и отчетливой. Я не могу сказать, двигался он или оставался неподвижен.

Угроза, которая от него исходила, не имела никакого отношения к действительности. У нее не было причины. Это был сгусток чистого ужаса. И он смотрел на меня всем силуэтом без глаз и без лица. И я понимал: он — мужского пола, что вообще-то ниоткуда не следовало. Плечи смотрели так же внимательно, как и лоб.

В юности я часто ходил в Кинотеатр повторного фильма у Никитских ворот. В фойе перед сеансом сидел маленький толстый человек с огромными выкаченными глазами и раздувшимся зобом. Вероятно, он страдал базедовой болезнью. Он за полтинник — серьезные деньги, дороже, чем билет в кино, — вырезал ножницами силуэт заказчика. Свой портрет я заказывать не собирался, но часто смотрел, как работает художник.

Он вырезал силуэт из черной плотной бумаги очень быстро — буквально за минуту. В этом было что-то мистическое — не в самом портрете (сходство было весьма приблизительное): у мастера дрожали руки. Тремор был как после недельного перепоя, но пальцы его оставались в целости, а все разрезы выходили точными и уверенными. Портрет рождался из хаоса случайных движений. Это было странное и притягивающее зрелище. Тогда я обратил внимание, что силуэт смотрит на тебя всем корпусом. Он похож на замочную скважину, заглядывая в которую, ты можешь увидеть бездну.

Тот силуэт, который я видел во сне, тоже был весьма приблизительным, но он принадлежал человекоподобному существу. То ли у него были немного взлохмачены волосы, то ли на нем был какой-то головной убор — что-то вроде фуражки набекрень. Он был отчетливо асимметричен. Правое плечо — выше левого. Как будто у вырезавшего все-таки дрогнула рука.

Его «взгляд» был нечеловеческим, но он почему-то интересовался именно мной, и я понимал, что он пришел именно ко мне и происходящее не случайно.

Мне доводилось смотреть в глаза настоящему убийце. Не уличному хулигану, который тоже может наделать плохих дел, а настоящему киллеру, для которого убийство — работа, не самая, надо сказать, приятная. Этот человек был совершенно не похож на симпатичных киношных убийц. Но в глазах этого киллера все равно оставалось что-то нормальное, какое-то исчезающее тепло, не к жертве, а, может быть, к себе.

Мой ночной гость был другим. Мне хочется сказать, что он пришел из другого мира, но я не знаю никакого другого мира.

Я почувствовал, как ледяной ужас сковывает не только тело, но и то, что, вероятно, следует именовать душой. В этом состоянии не было паники — происходившее отличалось необыкновенной ясностью, даже резкостью восприятия.

Я находился в полном сознании. Я сказал себе: «Если сейчас ты не сможешь проснуться, ты этого не выдержишь и не проснешься никогда». И я начал просыпаться. Это была безнадежная борьба, в которой у меня не было ни одного шанса. Но он меня отпустил. Убивать меня, вероятно, не входило в его планы.

Силуэт померк, и я открыл глаза. Ни малейшего сомнения, что случившееся не было обычным сном, не осталось. Просто сон использовался кем-то как канал связи. Сердце колотится. На лбу холодный пот. Рядом посапывает Оля. Я прижался к ней, пригрелся и уснул.

Больше ко мне не приходили. Пока не приходили.