И снова помощники командующего Кавказским корпусом кивнули разом.
— Что же за террасы такие, Мадатов? Какая сила их аккуратно так вывела?
— Человеческая, Алексей Петрович. Сами местные гору так разровняли. Это же поля: просо сеют, пшеницу.
— На камнях?
— Зачем на камнях, в земле. Землю приносят, привозят. На себе, на ослах. Засыпают, потом ровняют, потом сеют.
— Я думал, — признался откровенно Ермолов, — что они только разбойничают.
— И в набеги уходят, и овец пасут, и за землей смотрят. Жизнь в горах, Алексей Петрович, нелегкая. Как-то кормятся, как-то живут. Трудно, но выживают. Да ведь еще же надо клочок этот насыпать. Уступ скальный выровнять, выложить, подпереть. И все равно своего зерна им хватает только на несколько месяцев. Остальное обменивают или увозят набегами. Кстати, если поставить крепкие заставы на перевалах, не пропускать самые мелкие партии ни в Грузию, ни в Чечню, деваться им будет некуда. Поневоле все должны будут нам подчиниться. Без пушек и без штыков.
Вельяминов засопел недовольно и потянул волос из бакенбарда. Вырвал, осмотрел и сдул резко с ладони:
— Разжалобите вы нас, князь. Послушаем, послушаем, да и пошлем солдат с киркою вместо штыка.
— Пошлем и с киркой, и с топором, — откликнулся в тон начальнику штаба Ермолов. — Этот аульчик я тоже наказать собираюсь. Чтобы впредь неповадно было против нас оружие поднимать.
— Князь попросит их пожалеть, — скривился Вельяминов.
Валериан помолчал несколько секунд и только потом ответил:
— Я, господин генерал-майор, врагов не жалею, но с женщинами воевать не намерен. С мужчинами у меня счеты свои: кто-то из них, может быть, и моих родителей убивал. Ну, а дети…
— Дети, — оборвал его Вельяминов, — вырастут и сами за шашку схватятся.
— Довольно! — вмешался Ермолов, не желая слышать, как ссорятся его генералы. — Чтобы дети за шашку, как отцы, не хватались, нужно здесь всю жизнь поменять. Об этом тоже подумаем, но только когда всю эту сволочь разгоним. Есть соображения, господа?
Вельяминов снова дергал свои бакенбарды. Весь корпус знал, что в такие секунды его лучше оставить в покое:
— Начнем штурмовать в лоб — сотни людей положим. Башни еще торчат, словно в насмешку.
— Артиллерия? — кинул ему подсказку Ермолов.
— А если граната в мост попадет? А если башня рухнет да пролет за собой утянет? Здесь, по центру, они хорошо укрепились. Слева берега поположе, но людей они побольше туда поставили. Камней натащили опять же. Только начнем подниматься, покатят валуны сверху, так один целый взвод унесет. Но справа, Алексей Петрович, смотрите: там у них линия слабая.
— Это потому, — усмехнулся Ермолов, — что они на утес надеются.
Правый фланг позиции акушинцев упирался в отвесную скалу, выросшую над речным берегом. Собственно, сама эта скала и была берегом быстрого Манаса. Струя изгибалась в этом месте, прижималась к твердому камню так, что видно и слышно было прижим едва ли не за версту.
— Если обойти эту гору, — медленно процедил Валериан, — одним ударом отрежем их от аула и сядем на дорогу в Акушу. Не удержатся, побегут.
— Если обойти, — повторил за ним Вельяминов.
— А попробуй, Мадатов, — подытожил Ермолов. — Пошли-ка туда людей, пусть посмотрят броды, тропинки. Только скажи, чтобы тихо, чтобы с того берега не поняли, к чему они там разъезжают…
Вечером Валериан ворвался в палатку командующего. Тот после ужина занимался с начальником штаба и квартирмейстером.
— Есть, Алексей Петрович, есть там тропинка. Да такая, что и орудия протащить можно. Только надо уйти от лагеря версты за четыре, дальше спуститься к воде. Там полого и мелко. И по тому берегу поднимемся, пробежим над ущельем, и готово — выходим, как и думали днем, во фланг.
Ермолов с Вельяминовым переглянулись.
— Сведения верные?
— Татары мои ездили, открыли место. А потом еще егеря спустились и перепроверили. Все надежно.
— Отлично, Мадатов. Вот тебе еще один случай. Бери свой отряд, но без конницы. Этих оставишь мне.
— А зачем они здесь? — удивился искренне Вельяминов.
— Как только мостик перешагнем, пошлю их вслед за казаками. Пусть акушинцы их разглядят, пусть запомнят, что не одни русские их крошили. Полезно будет потом… Только, Мадатов, дам я тебе еще батальон егерей, и одну роту ты поставь в авангард. Пусть бегут до реки и на тот берег. Увидят кого из мошенников, снимают штыками, кинжалами… Остальные поднимут пушки. Часов шесть тебе хватит?
Валериан кивнул, ухмыляясь.
— Тогда подожди еще час, пусть стемнеет, и тихо без звука выводи батальоны из лагеря. Только рассветет, мы с Алексей Александровичем начнем напирать. Тут как раз ты и ударишь…
III
Отряд свой Валериан вывел из лагеря как только совсем стемнело. Он надеялся, что, пока еще не взошла луна, не высыпали яркие звезды, они смогут перейти через реку. Поначалу ему казалось, что шесть часов, которые отвел ему командующий на обходной рейд, время вполне достаточное. И поначалу, вдоль берега, они шли достаточно быстро. Узкая полоска леса скрывала их от неприятеля, лошади тянули пушки уверенно, а прислуга и рота Корытина, что поставлена была в охранение, шли рядом, подталкивая, помогая в трудных местах.
Беда началась, когда свернули на лесную тропу и подошли к речному обрыву. Лошадей выпрягли, оставили под присмотром ездовых, чтобы лишний раз не маячить на открытом пространстве. Подкатили первое орудие, обвязали запасенными веревками да постромками и осторожно начали подталкивать к склону.
Как только обвязки натянулись, Валериан тоже схватился за ближнюю. Стоявший рядом артиллерийский поручик молча пожал плечами — мол, что вы, ваше превосходительство, неужели у нас рук не хватит?! Мадатов сделал два перехвата и отошел в сторону. Он вовсе и не собирался оставаться при пушках, но хотел показать, что не чурается самой сложной, тяжелой и грязной работы. На нижних чинов, он знал, готовность генерала подставить плечо, протянуть руку действует не хуже, чем его ледяная невозмутимость под пулями.
Разговаривать было запрещено, но Валериан видел в темноте немногим хуже, чем днем. Он отыскал Романова, пожал полковнику руку и, взяв левее того участка, где спускали орудие, побежал вниз по склону, крепко упираясь пятками в каменистую землю и цепляясь ладонями за ползучие ветви кустарника. Наверху застыли неподвижно и ждали, когда дадут сигнал снизу.
Только склон выположился, две тени поднялись от прибрежных камней, но, узнав генерала, опустили штыки. Река неслась рядом, саженях в пяти-семи, и шумела так, что, понизив голоса вполовину, разговаривать можно было свободно. Егерский капитан — Валериан не запомнил его фамилию невысокий, крепко сбитый, сильный и ловкий офицер, объяснил, что отправил первый взвод на тот берег, очистить его от лазутчиков и обнести веревками переправу.
