— Не знаю, мистер, — ответил Кон. — Они могут быть в десяти разных местах.
— С ним все в порядке? — подозрительно спросил Тони, указывая пальцем на врача.
— С тобой все в порядке? — спросил Голдберг.
— Меня здесь вообще нет, — ответил доктор, складывая инструменты в ванночку с дезинфицирующим раствором. — Я ваша галлюцинация, и я иду спать. Не напрягай особо руку. Когда выйдете, бросьте ключ обратно через разбитое окно над дверью.
Кон и Тони были потрясены.
— Мистер, — обратился к врачу Тони. — Доктор, я хотел сказать. Зачем же вы так со своим ключом поступаете? Это все равно что держать дверь открытой. Мы с Коном придем завтра и покажем, как сделать дверь надежной. Здесь же столько негодяев разных ходит.
— Что ж, по-моему, честный обмен, — ответил врач. — Если кто-нибудь пустит в вас пулю, молодые люди, вы знаете, к кому обратиться. А теперь выметайтесь, уже три часа ночи.
Когда они вышли на улицу, Голдберг спросил:
— Вы говорили, где могут быть остальные…
— Ах да, — вспомнил Кон. — Понимаете, мистер, есть десятки разных домов, где они могут прятаться. К тому же на одном месте они вряд ли будут сидеть. Хотите поискать?
— Сейчас у меня есть кое-какие важные дела. А вы оба отправляйтесь в Ламбет. Когда выясните, где они, пошлете записку по адресу Сохо, Дин-стрит, двадцать семь.
— Дин-стрит, двадцать семь. Мистер, а что это у вас за дела? В чем дело-то?
— Дело в евреях, что живут в Ист-Энде.
— Что, будет драка?
— Возможно. Но…
Кон шлепнул себя по ноге и издал радостный возглас.
— Да уж, наконец-то жидам начистят репу! — завопил он. — Тони, а я бы с радостью…
Он замолчал. Голдберг хмуро смотрел на него, а Тони помертвел от страха.
— Ты идиот недоделанный, — зашипел он. — Не видишь, что ли, наш друг сам еврей.
Кон разинул рот и покраснел. Для него это было открытием; другие ничего не заметили из-за дождя и темноты. Только сейчас Кон вгляделся в лицо своего нового знакомого.
— Вот это да, — пробубнил он. — Простите, мистер. Если бы я знал, что вы еврей, я бы… я бы… я бы пошел драться за евреев.
— Он ведь помог вам, — вступился за друга Тони. — Это что-то значит.
Кон протянул руку, и Голдберг пожал ее.
— Ладно, — сказал он. — Но больше так не говори или сильно об этом пожалеешь. Вот… — Он достал из кармана сигары. — Только три осталось. Каждому по одной. Запомните, принесите записку, а если меня там не будет, пусть кто-нибудь позвонит…
— Я умею звонить по телефону, — заявил Тони. — Какой номер?
— Сорок два четырнадцать. Слыхали о Малыше Менделе?
Оба парня кивнули, широко раскрыв глаза.
— Это его номер. На линии будет человек, который передаст то, что вы скажете.
— А вы куда? — спросил Кон. — Драка-то будет?
Голдберг взглянул на маленького вояку, мокнущего под дождем, и помотал головой.
— В другой раз. Найдите ребенка.
Все прикурили свои сигары и направились в разные стороны. Голдберг повернул на восток, прошел по узким улочкам недалеко от Ковент-Гардена, где уже толпились повозки и фургоны, везущие товары на рынок. Грузчики таскали ящики с апельсинами, мешки с орехами, тюки с капустой; воздух был наполнен криками и грохотом тяжелых колес, из баров доносились заманчивые запахи. В ранние утренние часы это была самая оживленная часть Лондона.
Хотя в Уайтчапеле жизнь тоже кипела. Булочник на Холивелл-стрит разжигал печь; громилы Пэрриша собирались в темноте. Голдберг ускорил шаги, надеясь подоспеть вовремя.
Салли услышала шум лифтового двигателя и села. Было не очень темно, слабый свет шел от шахты лифта, и Салли увидела, как на полу увеличивается тень — это значило, что лифт спускается в подвал.
Первое, что она сделала, когда ее бросили сюда, — прошла вдоль стен, чтобы как-то разведать обстановку. Комната была пуста, стол и стул, что были здесь, когда она спускалась в подвал в первый раз, куда-то исчезли. Она разглядела лишь шахту лифта, дверь на лестничной площадке и дверь в соседнюю комнату — обе были заперты.
Салли пощупала чулок. Бумага была там. Она поправила плащ, чтобы он закрывал ее бедро, и выпрямила спину.
Из железной кабины лифта лился свет. Когда, опустившись в подвал, он с легким шипением замер, дверца открылась, и Салли увидела, как Мишлет выталкивает на паркетный пол большое кресло-каталку.
Ай Линь огляделся по сторонам.
— Я первый раз в своем подвале, — заметил он. — Что за шум?
Мишлет склонил голову. Это был звук, который Салли уже слышала, шум подземного потока, но сейчас он был гораздо ближе, гораздо громче и отчетливей.
— Не знаю, сэр, — ответил Мишлет.
В свете колышущегося пламени лампы лицо слуги казалось бледным, как у привидения. В своем халате и с повязкой на глазу он походил на завернутого в саван покойника, и Салли на мгновение почудилось, что она видит целую толпу похожих фигур, всех умерших из Спайталфилдс, безымянных покойников прошлых веков, которые вышли из-под земли.
Она встретилась глазами с Ай Линем, Генри Ли, Цадиком.
— У меня было время подумать, — сказал он. — Конечно, я ждал этого момента несколько лет, особенно последний час. Вы очень умная и находчивая женщина, мисс Локхарт.
— Жаль, что здесь нет свидетелей, — заметила Салли.
— Почему?
— Потому что вы уже дважды назвали меня мисс Локхарт, а не миссис Пэрриш. Я бы пригласила вас в суд в качестве свидетеля.
Он улыбнулся.
— О, Пэрриш… Он лишь пешка. Мы найдем способ избавиться от него.
— Вы еще не нашли способа избавиться от меня. Или за этим вы сюда и спустились?
— Нет. Как я уже сказал, у меня было время подумать. Откуда вы узнали мой адрес?
— От девушки, которая ехала с вами из Москвы.
— Понятно. И зачем вы проникли ко мне в спальню час назад?
— Чтобы выяснить, тот ли вы человек, за которого я вас принимала.
— А если бы вы не обнаружили шрама, отметины от пули?
Салли молчала. Она осознала, как давно все поняла и как долго пыталась убедить себя в том, что это неправда.
— Что ж, — продолжил он, — я хотел задать вам пару вопросов, мисс Локхарт. Начнем-с…
— У меня к вам тоже есть несколько вопросов. Почему вы преследуете евреев?
— Кто-то ведь должен это делать.
— Глупый ответ.
— Глупый вопрос.
— Вопрос-то хороший. Зачем вы это делаете?
