— Что с Энн? — спросил кроманьонец. — Она в безопасности?
— Простите, что вы сказали?
— Наша Энн, с ней всё в порядке?
Кэролин заперла дверь и уже собралась уходить, но бдительный страж внезапно крепко схватил ее за руку. От боли она едва не выронила мегафон.
— Погодите, — сказал он.
Кэролин с отвращением покосилась на его пальцы, точно они были покрыты бородавками или гноящимися ранами.
— Возможны два варианта, — сказала она жестко. — Первый — противозаконное насильственное удержание и угроза действием. Второе — угроза действием в сочетании с сексуальными домогательствами. В последнем случае твоя выходка будет считаться противоправной попыткой склонить меня к половой близости, а таковая ничуть меня не прельщает: меня тошнит от одного твоего вида.
Телохранитель отпустил ее руку.
— Я подумал, — сказал он, — что в церкви ей может грозить опасность. И надеялся услышать, что это не так.
Кончиками ногтей Кэролин брезгливо отряхнула рукав. Улыбаясь, она шагнула в толпу и потеряла его из виду. Пробираясь к церкви, она щедро одаривала обезумевших паломников блаженной улыбкой.
— Радуйся, Мария, — приговаривала она в мегафон, продолжая терпеливо продвигаться вперед.
Кэролин отперла дверь церкви ключом, который дал ей отец Коллинз, и уже собралась было задвинуть за собой засов, как вдруг невесть откуда рядом с ней возник мрачного вида мужчина, по-видимому незаметно проскользнувший внутрь следом за ней. Это был не телохранитель и, судя по всему, не паломник, его лицо было незнакомо Кэролин, при этом он здорово смахивал на ковбоя Мальборо — не хватало только широкополой шляпы. Он немного походил на бродягу, у него были вульгарные взлохмаченные бачки — такие обычно отпускают водители грузовиков, — впалые щеки и влажные голубые глаза. Кэролин стало не по себе. Впрочем, ее всегда тянуло именно к бродягам и к тем мужчинам, которые держались холодно и отчужденно, не реагируя на ее шуточки. Была лишь одна неувязка — она любила веселых и невозмутимых, а этот тип выглядел издерганным и угрюмым, он напоминал местного выпивоху, привыкшего к перебранкам с женой и бесконечным долгам. «Пресвятая Дева, — подумала она, — да что это со мной? Уж не хочу ли я закрутить роман на одну ночь? Как в те времена, когда я ошивалась по дешевым кабакам». Мрачный, молчаливый ковбой, мужественный и несчастный. Шорты вместо трусов. Тусклый блеск презерватива. Насквозь прокуренная комната. Во всем этом была какая-то сладкая безысходность. С подобным типом ей довелось спать только один раз. Помимо прочего у него были проблемы с эрекцией. Иначе он бы на нее не польстился. «Плохим парням не нравятся толстые ноги, — подумала она. — Толстые ноги не нравятся никому».
— Послушай, — сказал мужчина, — дай пройти.
— Даже и не мечтайте!
Мужчина отстранил ее.
— Не морочь мне голову, — отрезал он.
Не обращая на нее внимания, он двинулся дальше. Похоже, в его личной драме ей отводилась лишь роль статиста.
— Остановитесь! — крикнула она в мегафон. — Туда нельзя! Стойте!
Но он направился прямо в церковный зал. «Наверное, именно этого и опасались телохранители, — подумала она. — Бог знает откуда взявшегося психа, одержимого навязчивой идеей».
Она поспешила следом и с облегчением увидела, что незнакомец остановился в дверях, приглаживая волосы ладонями, а отец Коллинз нерешительно поднялся со своего места и заслонил от него Энн, вытянув перед собой руки с поднятыми ладонями, точно Папа Римский на Пасху.
— Том, — сказал он, — Том, что случилось? Что вы здесь делаете?
— Она, — сказал Том, — я пришел к ней.
— С вами всё в порядке?
— Я пришел к ней.
— Постойте, — сказал священник, — давайте всё обсудим.
— Я не собираюсь ничего обсуждать. Я пришел не за этим.
— Всего минуту. Давайте поговорим. Объясните, что случилось? — Отец Коллинз умоляюще сложил руки у подбородка. Казалось, он надеется на вмешательство свыше. — Том, пожалуйста, прошу вас.
Кэролин подошла ближе и стояла, уперев руки в боки, чувствуя себя толстой и уродливой.
— Это храм Божий, — сказала она. — Мне придется вызвать шерифа Нельсона.
— Валяй, — сказал Том.
Он продолжал воинственно надвигаться на священника, тот же по-прежнему смиренно прижимал руки к подбородку, не оказывая сопротивления.
— Мне очень жаль, Том, — сказал отец Коллинз. — Я не могу пропустить вас. Простите.
— Я все равно пройду, — ответил Том.
Внезапно духовидица встала. Несмотря на тяжелое, хриплое дыхание, она казалась невесомой, неподвластной земному притяжению. Она была с головы до ног закутана в одеяло, которое мешало увидеть ее лицо.
— Не волнуйтесь, — сказала она, — пропустите его.
Священник сделал шаг в сторону и уступил Тому дорогу. Продолжая отчаянно стискивать руки, он пробормотал ему вслед:
— Церковь любит вас. Вы дитя Божие. Ваша душа прекрасна. Прошу вас, не теряйте голову.
— Помолчите, — ответил Том.
В нескольких футах от духовидицы он нагнулся, опершись руками на колени, и, заглянув под одеяло, увидел ее лицо. Он обнаружил, что она мала ростом, больна и дышит, как лось, которому прострелили легкое. Что она не намного старше его дочери, а у ее левой кроссовки оторвалась подошва. Что от нее веет убожеством и неприкаянностью, а ее одежда пахнет сыростью и дымом.
— Я написал тебе записку, — сказал он. — Вчера. В воскресенье.
Она не ответила, впрочем он и не задавал ей никаких вопросов. Том наклонился пониже, разглядывая ее, как когда-то разглядывал карнавальные костюмы малышей на школьной вечеринке по случаю Хэллоуина. В те дни его семейная жизнь была смесью блаженства и отчаяния. И даже какой-нибудь пустяк, выигранный на подобном празднике, доставлял ему пусть небольшую, но все-таки радость.
— Ты где там? — спросил он. — Покажись!
— Я здесь.
— Покажись же.
— Не могу.
— Почему?
— Я боюсь.
— Чего ты боишься?
— Я боюсь вас.
— Не надо меня бояться. Я не собираюсь тебя убивать.
Последовала пауза, после которой Энн из Орегона сказала:
— Я все равно боюсь. Особенно, когда вы говорите про убийство.
— Сними капюшон.
— Не могу.
Том топнул каблуком, и на дощатый пол упал комок грязи.
— Говорят, ты творишь чудеса.
— Чудеса творит Пресвятая Дева.
— Значит, ты не говорила, что можешь творить чудеса?
— Все это милосердие Пресвятой Девы.
