И изменило все.
ЛУИЗА
После происшествия на лестнице я решила расстаться с Гилом. Не потому что не могла его простить. Как ни странно, я считала такой поступок нормальным — для него. Я знала, что он так же опасен, как открытое пламя, и винила только себя в том, что согласилась на роль глупого мотылька. Пусть с опозданием, но я получила хороший урок. Слава Богу, еще не успела ему довериться… или даже влюбиться.
«Впрочем, — уверяла я себя, — мне это не грозит. Я просто делаю вид. Но мне надоело играть в Ребекку, которую он мог бы любить вечно».
Новизна ощущений ушла, и мне стало немного стыдно оттого, что я затянула наши отношения. Конечно, было забавно примерить на себя роль его девушки, однако давно следовало это прекратить.
Я дала ему двадцать четыре часа. Целые сутки Гил думал, будто ему удалось прижать меня к ногтю… подчинить своей воле. Ему казалось, что он меня проучил. Я нашла его в гостевой спальне, где он, тихо насвистывая, по-хозяйски шлифовал оконную раму. Гил использовал дедовский способ: обернув деревянный брусок куском наждачной бумаги, тер по растрескавшейся старой раме, тщательно счищая с нее пожелтевшую краску.
— Что ты делаешь?
— Заканчиваю начатый тобой ремонт. Надо сказать, ты не слишком преуспела.
Он прав. Я вынесла из комнаты всю мебель, содрала обои и закрыла дверь, не оставив ничего, кроме голых половиц и сероватой бугристой старой штукатурки на стенах. Обновленный интерьер существовал лишь в моем воображении.
— У меня не было времени. Я была занята.
— Ну да, понимаю, — усмехнулся он, полуобернувшись ко мне. Но я смотрела на него строго и серьезно. — Что-то случилось?
— Нет, все в порядке. Слушай, брось это, ладно? Я доделаю сама, позже.
— Не надо откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
Он продолжал шлифовать раму, и я почувствовала, как во мне вскипает гнев. По какому праву он здесь распоряжается? Это не его дом! И как он смеет меня не слушать, ведь я велела ему прекратить?
— Хорошо выглядишь, — бросил он не оборачиваясь. — Тебе идет этот цвет. Всегда носи голубой.
Я оттопырила на себе небесно-голубую футболку.
— Рада, что тебе нравится. Это был любимый цвет Ребекки.
Я наконец привлекла его внимание. Он нарочито медленно положил наждачную бумагу на подоконник и повернулся ко мне.
— Кажется, мы обсуждали эту тему. Почему ты все время о ней говоришь?
— Потому что я о ней думаю, — просто ответила я.
— Не надо о ней думать. Ее больше нет, она — это прошлое. Думай о настоящем и будущем. — Он подошел ко мне, задрал мою футболку и стянул ее через голову. — Думай только обо мне.
Я позволила ему снять с меня майку — впрочем, мое сопротивление его бы вряд ли остановило, — но не бросила ее на пол, а прижала к груди.
— На самом деле я думала о тебе… и о будущем.
— Вот как?
На его лице читалось осторожное недоумение: он явно не понимал, куда я клоню. Я решила идти напролом:
— Прости, но тебе нет места в моем будущем.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что нам надо расстаться. Я больше не хочу играть.
Его лицо потемнело.
— Разве мы играли?
— Конечно. — Я пожала плечами. — Ведь ты не принимал наши отношения всерьез, правда?
Видимо, у него в голове не укладывалось, что я могу с ним порвать.
— Очень смешно.
— Я не шучу, — мягко возразила я. — И чтобы тебе было легче, я уже собрала твои вещи. — На всякий случай я отступила на шаг назад.
— Что? — Он скрестил руки на груди. — Что ты говоришь, черт возьми?
— Пока ты был здесь, я собрала твои пожитки, — объяснила я. — Они в мусорном мешке во дворе, рядом с крыльцом. На твоем месте я бы поторопилась, а то кто-нибудь подумает, что это просто мусор.
Я нарочно выставила его вещи за дверь, посчитав, что так он быстрее уберется из моего дома.
— Зачем ты это делаешь?
Гил шагнул ко мне, и я вытянула вперед руку с перцовым аэрозолем, заказанным по Интернету. Я почти надеялась, что он даст мне повод им воспользоваться. Он взглянул на баллончик, изумленно вскинул брови, но подходить ближе не стал.
— Кажется, это лучший способ расстаться по-хорошему. — Я бросила ему футболку. — Иди же! Когда найдешь другую девушку, которую тебе захочется превратить в очередную Ребекку, подари ей это от меня. И пожелай удачи, она ей понадобится.
Я отвернулась и пошла к двери, оставив его стоять посреди комнаты в полной растерянности.
— Ты не можешь так поступить! — крикнул он мне вдогонку. — Я тебе не позволю!
Я остановилась в дверях.
— Могу, Гил. И боюсь, ты здесь ничего не изменишь. Немного развлеклись, и хватит. А теперь убирайся!
Он был трусом, как и все негодяи. Баллончик с перцем напрочь отбил у него желание спорить. Зачем понапрасну рисковать драгоценным здоровьем? Жалкая личность! Зря я вообще впустила его в свою жизнь… Но, совершив одну ошибку, я не собиралась совершать другую и решительно зашагала по коридору.
Надевая новую майку, я слышала, как он прошел мимо двери моей спальни.
— Гил!
— Да? — с надеждой спросил он.
— Не забудь оставить ключ, когда будешь уходить.
Через пару секунд хлопнула входная дверь и зашуршал мусорный пакет, который Гил поднял с земли.
— До свидания, — тихо прошептала я.
Глава 13
МЭЙВ
Годли просил позвонить, если у меня появятся какие-то версии, но я не ожидала, что он в тот же день нагрянет ко мне в гости. Я была польщена и напугана одновременно. Босс стоял в дверях столовой, слишком высокий в интерьере дома моих родителей, и оглядывал открывшуюся перед ним картину.
— Ну, выкладывай, что там у тебя. А я гадал, сколько тебе понадобится времени, чтобы раскрыть это дело.
— Не скажу, что все поняла, — предупредила я, — но у нас есть достаточно улик, чтобы выписать ордер на арест, а может, и добиться признания. Улики в основном косвенные, но вряд ли им можно найти другое объяснение.
Годли снял пальто и пиджак, бросил их на спинку стула и уселся напротив меня, закатав рукава рубашки и придвинув к себе чистый лист бумаги, чтобы делать пометки.
— Давай сначала, Мэйв. Только ничего не пропускай.
— Ладно. Как вы знаете, осматривая место преступления, мы усомнились, что Ребекку убил Поджигатель: тело выглядело не совсем так, как в предыдущих случаях. Это была старательная, но неубедительная имитация. Кто-то скопировал его способ убийства, пытаясь под него подделаться. И этот кто-то — Луиза Норт.