Боур выстрелил Корсару в сердце, плотно прижав ствол к летной куртке Мити Корсакова. Из оплавленной дырочки напротив сердца не показалось ни капли.
– «И кровь нейдет из треугольной ранки…» – пробормотал Буров, вытаскивая разом ставшее тяжелым тело Корсара на обрыв реки. – Хороший выстрел… Пушкин Александр Сергеевич в этом толк знал, я помню… Правда, ему это не помогло…
Метрах в восемнадцати внизу, под обрывом, плавно переливались оплавленной ртутью воды реки. В омуте вихрились маленькие водовороты… медленно, несуетливо, вечно…
– И место последнего приюта я тебе подобрал подобающее… Прощай, дорогой товарищ…
Буров чуть приподнял тело Корсара и тут вдруг – почувствовал мертвый, борцовский захват на собственной шее. Попытался вырваться или хотя бы упереться в суглинок берега, не удалось: мгновение, и они оба, обнявшись, рухнули в тяжкие воды омута.
Вода была стылой, блекло-зеленой; откуда-то снизу, из глубины, поднимались вереницей мелкие пузырьки… Буров пытался высвободиться, но Корсар так и замер, все более сводя руки на шее противника в удушающем приеме, захватив края куртки… Так прошла минута… две… три… Буров метался, дергался, пытаясь высвободиться, – не получалось…
Прошла еще минута, длинная, как вечность, когда тело его, от кончиков пальцев до шеи пробила судорога, из легких вышел последний воздух… Корсар отпустил противника, и тело его – в жилете-загрузке, полном боеприпасов, – начало погружаться глубже, глубже, пока не исчезло внизу в темной непроглядной мути омута…
…Сколько времени прошло, прежде чем он выбрался на берег, – Корсар не знал. Да и зачем ему знать время? Оно и раньше-то было условно, а теперь… Коснувшись берега, он выбрался, морщась от боли в поломанных тяжелой пулей ребрах и саднящей, сорванной коже. Ну да после выстрела в упор из дерринджера калибра девять миллиметров сетовать на содранную кожу и треснувшие ребра – право слово, пижонство…
Корсар вынул из внутреннего кармана отяжелевшей от воды куртки подарок Ольги: пуля, попав в портсигар, изменила направление, скользнула по ребрам и ушла в пространство… Повезло? Повезло. Надпись была начисто стерта пулей. Осталось только одно слово: «…с любовью». Дима Корсар обессиленно упал на песок. И не знал, спит он или – бодрствует. И какой теперь день, год, век… И какая это страна, на каком языке здесь разговаривают, и живут ли здесь люди, или только… Он еще раз прочел надпись: «…с любовью». И – уснул. Сначала ему снилось, что он замерзал.
Потом – снилась зима. Вернее, длинное белое пространство, и одинокий путник брел через него по тропке вверх, к огням жилого строения, откуда веяло дымом и теплом… И путник шел, преодолевая секущую поземку, неспешно, в такт шагам, повторяя и повторяя невесть откуда берущиеся строки…
Кадеты, офицеры, юнкера,
Прострелянных полей окопных франты —
Нам инеем украсит аксельбанты
Метель, как смерти вечная сестра.
И наши разговоры – коротки,
И речи – как слепой полночный выстрел…
Метель укроет ветреным и чистым
Холодным снегом Белые полки.
Поручик, вы опять пьяны, навзрыд
Боль струнами гитарными лелея.
Коль нас простить Россия не сумеет,
Нас Бог по покаянью не простит.
Скажи, зачем под сумерки метели,
Отпетые в сиреневых снегах
Должны мы драться на шести шагах
Со всей Россией в огненной дуэли?..
И снова жизнь, как стрельбище, пуста.
И раны вновь тревожит непогода…
Мальчишек замерзающая рота…
Студена ночь, прозрачна и чиста.
Сон кавалеров Белого креста
Уже ничто на свете не нарушит…
Лишь жар свечей отогревает души
В Святое Воскресение Христа…[63]
Потом он видел что-то еще, близкое, теплое, как огоньки свечей в маленьких резных оконцах православного храма… И надпись «…с любовью» горела иллюминацией по всему зимнему заснеженному городу, а когда он вошел в церковь и осенил себя крестным знамением, то услышал, как мерно читают из Евангелия: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто… Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».[64]
Корсар открыл глаза. Солнце высушило одежду и согревало его, и ему казалось, что он помнит, кто он и откуда, а потом – заплакал. Лежал и плакал, потому что не знал, где теперь его дом и остались ли у него близкие, и горевал о том, что нет друзей и… Он лежал и плакал – неведомый солдат не ведомой никому войны… потому что – остался жив. А потом – снова уснул… И спал долго и без сновидений. И когда проснулся, казалось, что все он забыл, и из снов, и из жизни, и помнил и знал лишь одно: «любовь никогда не перестает». И именно поэтому знал он и смысл жизни своей, и ее назначение… Так ему казалось.
Эпилог
«Сотрудниками УФСБ и УФСКН по Московской области раскрыта и уничтожена многоцелевая преступная группировка, занимавшаяся рэкетом, организацией подпольных боев и производством и продажей синтетических наркотиков. Уничтоженные в ходе совместной операции спецслужб наркотики в розничной продаже могли стоить свыше девяноста миллионов долларов. Сейчас выявляются международные связи преступного синдиката. Ведется следствие».
Корсар выключил телевизор, вышвырнул тело из кресла-качалки, а на ум пришла цитата из любимого фильма, «уместная» сейчас, сколь и навязчивая, как ледокол «Арктика» на экваторе: «Возможно, меня даже наградят. Посмертно».
Корсар сидел дома, у камина. Извлек с антресолей и перебирал старые фотографии – вот он – подросток, а вот – еще ребенок… И еще одна, невесть как сохранившаяся в этом альбоме: на ней Дмитрий Корсаков, авиатор, в летном реглане, рядом – княжна Ольга Бельская. И подпись: «Мите – с любовью. Царское Село, 1912 годъ».
* * *
– Дмитрий Петрович Корсар?
– Он самый.
– Капитан Карамышев. Помощник генерала Кацубы Сергея Сергеевича.
– Да ладно… И – что?
– Мне поручено довести до вас, что руководство приняло решение о представлении вас к ведомственной награде…
– Знаку «Юный помощник прокурора»?
– Мы не прокуратура, мы…
