— Да вы его живой представитель, — пробормотал Забелин, вытирая испарину с побледневшего лица.
— Так что я вас защищу, — продолжил жизнерадостный злодей, осторожно выглядывая из‑под навеса. — Но и вы не плошайте… Идите на помощь пожаротушителям. А я… — Он запнулся.
Несущиеся со всех сторон истошные крики, перекрывающий их вой сирены, клубы густого черного дыма, вязко спадающие на шкафут, — все это померкло в сознании Прозорова…
К "Скрябину" приближалась яхта.
И на ней наверняка имелась радиостанция, маршрутные карты и компас.
— Пожалуй, я не успел, — подтвердил его мысли Сенчук скучным скрипучим голосом. — Надо же как! Если бы на три часа раньше… Ну, что же?.. В жизни бывает всякое, и очень часто. Пора приводить себя в боевую готовность. Чего и вам желаю. — Не глядя на офицеров, он толкнул могучим плечом стальную дверь, отлетевшую в сторону с легкостью распахнутой грозовым ветром форточки, и торопливо сгинул за ней в недрах коридора, ведущего к каютам.
— Кажется, грядет большой аврал, — процедил, подозрительно озираясь по сторонам, Прозоров. В следующий момент взгляд его остановился на приоткрывшейся стальной двери радиорубки, из которой выглядывал любопытствующий связист.
В два прыжка подскочив к двери, Прозоров с силой ударил по ней ступней. Голова радиста качнулась, ударившись о железный косяк, раздался болезненный вскрик, а в последующую секунду, впихнув в рубку раненого им служаку, Прозоров потянул за собой Забелина.
— Закрой дверь! — приказал кавторангу, двинув вставшего с пола радиста локтем в висок.
После, не обращая никакого внимания на недвижно лежащее у его ног тело, присел в кресло, снял трубку аппарата спутниковой связи, набрал номер.
Ответил дежурный адъютант генерала. Услышав его голос, Прозоров, с силой выдохнув из груди воздух, кратко, рублеными фразами обрисовал ситуацию.
Внимая робкой рекомендации продержаться как можно дольше до прихода подмоги, иронично и грустно посмотрел на Забелина.
После встал, осторожно выглянул за дверь. Команда была занята тушением пожара, и проникновение посторонних в радиорубку, к счастью этих посторонних, осталось незамеченным.
Пара чумазых после тушения огня матросов помогали пришвартоваться к борту "Скрябина" таинственной яхте. На ее борту виднелись двое мужчин: первый лет тридцати пяти — худой, в поблекшей от солнца розовой майке, бриджах со следами машинного масла и с затушенным сигарным окурком в щербатых коричневых зубах. Второй, лет пятидесяти, отличался более опрятной одеждой, золотыми часами на волосатой могучей руке, благородной сединой и изрядной тучностью, благодаря которой, неловко повернувшись на трапе, едва не сверзился в воду. К лицу толстяка были словно приклеены непроницаемо черные солнцезащитные очки, придававшие его облику импозантность вышедшего на пенсию гангстера, что усугублялось и множеством шрамов, избороздивших загорелую физиономию.
— Теперь позаботимся о докторе, нам необходимы кадры, — сказал Прозоров, обернувшись на Забелина. — Ты чего белый такой?
— Да спина… Ничего, сдюжу, пошли!
У каюты судового медика на табуретах сидели двое кавказцев в тельниках, с автоматами на коленях.
— Больной к доктору, — указав на Забелина, пояснил Прозоров.
Один из матросов, подергивая небритой рябой щекой в нервном тике и кося расширенным, словно вываленным из‑под века глазом, отрывисто буркнул:
— К нему нельзя.
— Капитан приказал…
Второй матрос, чью заросшую сине–черной щетиной физиономию украшали солнцезащитные очки, встал, резким движением выбросил вперед волосатую лапу, уместив ее на плече Прозорова, и проговорил, словно прожевывая в губастом рту надменную фразу:
— Да ты кто такой, а?
— Хам, офицер, человек, — коротко объяснил Прозоров.
— Ты без двух минут падаль! — Пальцы матроса, переместившись на ворот, ухватили плотную ткань, сомкнувшуюся на горле оппонента.
— Он, оказывается, драчун… — подмигнул Прозоров Забелину. — Только вот через "о" или через "а"?.. — И резко одернул полу своей куртки, освободившись от враждебного захвата.
— Эй, попридержи свой норов! — прохрипел матрос, схватившись за обожженные движением грубой ткани пальцы.
Это были его последние слова: развернувшись юлой, подполковник нанес ему страшный удар в переносицу, буквально впечатав в плоскую рябую физиономию солнцезащитные очки.
Противник плашмя повалился на чисто отскобленный пол, окропив его обильно хлынувшей из носа кровью. Последующая грузная недвижность его позы наводила на размышления о летальном исходе нокаута.
— Руки! — заполошно воскликнул второй матрос, наставляя автомат на Прозорова.
Ничуть не смущенный данным обстоятельством, тот, разминая кисть руки и одобрительно оглядывая поверженное тело, поведал, неизвестно к кому обращаясь:
— Мой кулак — это оружие! Причем, — добавил, — смертельное! И если им наносится удар в какую‑либо часть человеческого организма, надо срочно искать запчасть.
— Руки на голову! На пол! — зашелся в визге матрос, сохранивший покуда вертикальное положение. Автомат плясал в его руках, перемещаясь то в сторону Прозорова, то Забелина.
Иван Васильевич сделал неуловимое движение рукой, выхватив из‑под полы "узи", и краем глаза успел заметить, как невольно вздрогнул Забелин от оглушительно бухнувшего в тесном пространстве выстрела.
Перешагнув через повалившегося ему под ноги застреленного охранника, толкнул дверь.
На пороге стоял Каменцев.
— Вы, случаем, не ко мне в гости, милостивые господа?
— А, доктор! — воскликнул Прозоров. — Какая приятная встреча! Вы теперь принимаете здесь? А мы пришли вам ассистировать.
— Ожидается много пациентов? — последовал угрюмый вопрос.
— Ну да. В основном — на прививки от бешенства. Аппараты для прививок, кивнул на автоматы, уже перекочевавшие в руки Забелина, — имеются… Вот с вакциной хило…
— Что вы имеете в виду? — Каменцев, опасливо осматриваясь, вышел в коридор.
— С боезапасом худо. Боюсь, всех не обслужим…
— И куда теперь? — отводя затворную раму и убеждаясь, что латунный цилиндрик патрона в стволе, спросил Забелин.
— В трюм, — ответил Прозоров. — Я отличник прицельной стрельбы в замкнутых пространствах. Хотя в практической деятельности доводилось вести ее в основном на открытых рельефах… Что скажете, доктор?
— Скажу, — вздохнул Каменцев, — что нам нечего терять. Хотя и это у нас хотят отнять.
— Именно в трюм? — засомневался Забелин.
— Так мне велит чутье, — сказал Прозоров, — Или самоохранительный инстинкт, как угодно.
— Конечно, я послушаюсь вас, — вздохнул кавторанг.
