Вампиры не видят снов. Следовательно, эта суматоха происходит наяву. И просто нет ни одного существа в городе, на этой Земле, которое могло бы быть таким чертовски…
— Надоедливым, — говорю я.
Или бормочу. Мой язык всё ещё онемевший, слишком громоздкий для рта, словно из папье-маше. Мне следовало бы открыть глаза, хотя бы один из них, но мне кажется, будто кто-то пришил мне веки к щекам, а потом пропитал их суперклеем. Поразмыслив, лучшим выбором будет проигнорировать всё это и вернуться к своему сну.
— Мизери. Мизери? Мизери.
Я стону. — Не… ори.
— Тогда не засыпай снова, кровосука.
От этого слова у меня распахиваются глаза. Я снова на чёртовой кровати, на которую снова не помню, как легла. Мои внутренние часы сломаны, и я понятия не имею, день сейчас или ночь. Инстинктивно поворачиваю шею — ой! — проверяя, не проникает ли солнечный свет, и обнаруживаю…
Никаких окон. Я нахожусь на большом, с контролируемым климатом деревянном чердаке, стены которого от пола до потолка заставлены книжными полками, забитыми книгами. Рядом на журнальном столике стоит тарелка с размазанными по ней остатками пасты и небольшая гора банок из-под газировки и пластиковых бутылок с водой.
Я делаю болезненный вдох, чувствуя, как наркотики выветриваются из организма с ужасной медлительностью. Ещё не день, даже близко не рассвет. Наверное, я отключилась на час, максимум на два, а значит, Мик не унёс меня далеко. Мик — Мик, какого чёрта, Мик? — должно быть, решил спрятать меня у…
Серены.
Я у Серены.
— Твою мать, — бормочу я, пытаясь сесть более прямо. Потребуется две попытки и её существенная помощь, чтобы принять всё ещё почти лежачее положение. — Твою мать.
— Ну привет. Как мило, что моя самая старая и драгоценная подруга присоединилась ко мне в моей скромной обители.
— Я твоя единственная подруга, — выдавливаю я, задаваясь вопросом, не придумывает ли мой мозг всякую чушь. Вампиры не видят снов, но у них бывают галлюцинации.
— Верно. И грубо.
— Я… — я облизываю губы. С этой сухостью во рту нужно что-то решать. Вот почему люди и оборотни постоянно пьют воду? — Какого хрена?
— Они тебя вырубили? Я не смогла найти шишки на голове.
— Накачали наркотиками. Мик накачал.
— Мик, это тот пожилой оборотень, который свалил твоё безжизненное тело сюда, как мешок картошки, и принёс мне спагетти? (прим. пер.: в данном случае это консервированные макароны кольцеобразной формы в томатном соусе)
— Не безжизненное.
— С вампирами проблема в том, что вы выглядите довольно безжизненными.
— Чёрт, Серена, ты хоть представляешь, как долго я тебя искала?
Она улыбается с сочувствием. — Нет. Но, если позволю себе предположить, я бы сказала… — она несколько раз постучала по подбородку. — Три месяца, две недели и четыре дня?
— Как…?
Она указывает рукой себе за спину. Оказывается, она вырезала линии на боковой стороне книжной полки, отмечая время группами по пять дней.
— Чёрт, — шепчу я. Их так много. Визуальное воплощение того, как долго отсутствовала Серена, и…
Не задумываясь, я наполовину перекатываюсь, наполовину отталкиваюсь от кровати, чтобы крепко обнять её. Я едва могу поднять руки, но она, не обращая внимания на мои неудобства, отвечает мне крепким объятием.
— Ты только что инициировала физический контакт? Что происходит? Ты начала посещать терапию, пока меня не было?
— Я скучала по тебе, — говорю я ей в волосы. — Не знала, где ты. Я искала тебя повсюду, и…
— Я была здесь, — она похлопывает меня по спине, крепче сжимая.
— Где, блять, это «здесь»? — я отстраняюсь, чтобы получше разглядеть её. На ней мешковатые джинсы и футболка с длинным рукавом, которой я никогда не видела. Она по-прежнему мягкая и фигуристая, но в последний раз, когда я её видела, у неё была чёлка и каре чуть ниже подбородка, а теперь волосы совсем по-другому подстрижены. — Ты хорошо выглядишь.
Она приподнимает бровь.
— Странная фраза на этапе обмена жизненно важной информацией после совместного похищения.
— Это был гребаный комплимент!
— Хорошо. Спасибо. Как ты знаешь, я всегда стеснялась своего лба, но, возможно, зря? Может, мне стоит забить на ежемесячную стрижку…
— Ладно, замолчи. Где мы?
Она закатывает глаза.
— Понятия не имею. И поверь мне, я пыталась выяснить, но никаких отверстий нет, а место очень хорошо звукоизолировано. Должно быть, под нами по меньшей мере четыре или пять этажей, судя по звукам труб в ванной. Охранники, которые меня кормят, очень осторожны, чтобы не показываться и не подходить достаточно близко, чтобы я могла определить их вид, но теперь, когда твой друг Мик показался, я полагаю, мы на территории оборотней. Хотя это не сильно сужает круг поисков.
Эмери. Она должна быть замешана в этом. А Мик всё это время помогал ей в этом. В конце концов, он был одним из заместителей Роско.
Провожу рукой по лбу. — Как тебя занесло к оборотням?
— Отличный вопрос! Хочешь длинный ответ или короткий? За последние месяцы у меня было достаточно времени, чтобы проработать обе версии.
— Они тебя ранили? Они пытали тебя, допрашивали, или…
Она качает головой. — Они хорошо ко мне относятся, если не считать постоянного нарушения моих человеческих прав. Но они ни разу не выводили меня из этой комнаты, а я пыталась. Притворялась больной, вела себя агрессивно — бесполезно. Охранники — подонки невероятных размеров и наотрез отказываются разговаривать со мной.
— Как они тебя схватили?
— Последнее, что я помню, как шла по тротуару к тебе домой с работы, а потом бац — и я здесь.
Оглядываю чердак. — Чем ты вообще всё это время занимаешься?
— Отсыпаюсь. Пересматриваю свои жизненные решения. Варюсь в сожалениях. В основном, читаю, — она кивает на полки. — Но выбор здесь ограничен классикой. Я уже прочитала, наверное, три романа Диккенса.
— Ужасно.
— Ещё «Над пропастью во ржи».
— Боже.
— И целая детективная серия, которая мне даже не понравилась, — она пожимает плечами. — А теперь, хочешь послушать мою теорию о том, зачем кому-то вообще понадобилось похищать меня бедняжку, чтобы потом ты могла сказать мне «я
