А я как раз ломал голову над тем, что делать, если удастся освободить ноги — со связанными руками от ног было мало проку. Мне не справиться с Хамфри, будь он даже помельче и без ножа.
Пока он раздумывал, стоит ли ослабить мои путы, я продолжал, как мог, возиться с узлом. Но тут в коридоре послышался звук — скрип половиц под ногами, — и оба мы замерли. Я не ожидал, что Дженкс вернется так скоро, и еще не продумал план спасения. Я набрал в грудь побольше воздуху и попытался унять отчаянно бившееся сердце. Вот ведь как, подумал я: в Италии, в Сан-Доменико Маджоре, мне вынесли бы смертный приговор за мою неуемную страсть к книгам, а теперь, после стольких лет скитаний, изгнания, я вновь смотрю в лицо смерти — и опять только потому, что с детским азартом погнался за книгой. Что ж, решил я, буду бороться до конца, а если суждено умереть, по крайней мере не умру трусом под насмешливым взглядом Роуленда Дженкса.
Хамфри наконец очнулся и поспешно запихал мне обратно в рот шарф Дженкса — спасибо хоть не так глубоко, — и в этот самый момент я почувствовал, как поддается конец веревки и слегка ослабевают путы на лодыжках. Шаги остановились у двери, послышался легкий стук и неуверенный женский голос:
— Хамфри? Ты здесь?
Хамфри облегченно вздохнул и побежал отворять дверь; на пороге стояла вдова Кенни в ночной рубашке и шерстяном платке на плечах. Приподняв свечу, она окинула взглядом сперва своего помощника, потом меня, связанного и валявшегося в углу, как баран, заготовленный на убой. Она тоже вздохнула, но отнюдь не от облегчения.
— Дженкс! — произнесла она, косясь на меня: я был в ее глазах дохлой мышью, которую озорной котяра Дженкс подкинул в ее чистенький домик. — Что он поручил тебе на этот раз, Хамфри?
Юноша повесил голову, и вдова Кенни жестом поманила его к себе.
— Поди-ка сюда. — Вдова окинула меня взглядом, как бы прикидывая, насколько опасно оставлять меня без присмотра, и, видимо, пришла к заключению, что я безобиден. — Я говорила ему, что в моей таверне кровь проливать не позволю, — зашипела она, вытолкнув Хамфри в коридор и даже не прикрыв дверь. — И тебе это известно, Хамфри Причард, отлично известно! — Дверь захлопнулась, и я не расслышал, что бормотал в свое оправдание злосчастный Хамфри.
Надо было действовать как можно быстрее. Теперь, когда не нужно было скрывать свои действия от Хамфри, я потянул за освободившийся конец веревки, опутывавшей мои лодыжки, и, почувствовав, что веревка распустилась, стряхнул ее. С трудом поднялся и захромал к маленькому алтарю, на котором догорали свечи. Повернувшись спиной к алтарю, я постарался на ощупь сунуть в огонь свечи веревку, которой были стянуты мои запястья, — авось прожжет ее, — но веревка была чересчур плотная, а огонек совсем уж крохотный. И хотя я почувствовал наконец запах паленого, но не рассчитывал, что успею до возвращения Хамфри.
За дверью все ожесточеннее спорили, голоса становились все громче. Поскольку проделывал я все, стоя спиной к огню, то опалял то и дело свои же руки — пожалуй, было даже хорошо, что во рту у меня торчал кляп: он заглушал мои невольные вскрики. Больше всего я боялся уронить свечку и поджечь на себе одежду: уйти от костра инквизиции, чтобы сжечь себя самому, — это было бы слишком обидно.
Так, иронизируя по возможности над трагичностью своего положения, я вертел узел над огнем, стараясь поменьше поджаривать руки. И вдруг веревка затрещала, правую руку опалило жаром — это узел загорелся. Но я терпел, благо кляп подавлял рвущийся крик, пока огонь пожирал рукав, веревку, а заодно и мою руку; терпел, пока узел не прогорел. Наконец-то я был свободен. Горящие ошметки упали на пол, я их затоптал, нежно прижимая к груди пострадавшую руку (ох, как же мерзко пахнет горелое мясо!).
Голоса за дверью внезапно смолкли, и я понял, что нужно воспользоваться единственной возможностью ускользнуть. Забыв о боли в руке, я схватил с алтаря тяжелый серебряный подсвечник, задул колеблющееся пламя и высоко занес над головой это импровизированное оружие как раз в тот момент, когда Хамфри открыл дверь и застыл на пороге, разинув от неожиданности рот.
Этого мгновения мне было достаточно. Прежде чем Хамфри опомнился, я врезал ему подсвечником по голове. Послышался хруст, и Хамфри опрокинулся навзничь. Хлынувшая кровь сразу залила ему лицо. Огромное тело распростерлось на полу, и великан потерял сознание. Вдова подняла руки и отчаянно затрясла головой; ее губы шевелились, но она была не в силах ни позвать на помощь, ни взмолиться о пощаде. Я вновь замахнулся подсвечником — этого хватило, чтобы загнать ее в угол. Затем я выхватил из-за пояса у Хамфри его нож, швырнул подсвечник к ногам перепуганной женщины и, бросив на нее предостерегающий взгляд, выскочил в коридор. Пока я летел вниз по шатким ступенькам, потом пересекал двор таверны, я не на шутку опасался в любой момент наткнуться на Дженкса, а потому держал нож наготове. Но и не забывал оглядываться: Хамфри, с его богатырским сложением, вполне мог прийти в себя и погнаться за мной. Однако теперь уже счастье было на моей стороне. Я выскочил за ворота таверны, так никого и не встретив.
До рассвета было еще далеко, лишь слабый лунный свет пробивался сквозь облака. Я на мгновение прислонился к стене какого-то дома, чтобы отдышаться, и только тут вспомнил, что в горячке не вытащил изо рта душивший меня шарф. Теперь я вытащил его, и, держа зубами один конец, принялся левой рукой кое-как заматывать обгоревшую правую. От боли я чуть не потерял сознание, колени подогнулись. Теперь, когда удавшийся побег и нежданное спасение уже не так кружили мне голову, я с ужасом вспомнил, что кошелек украден, а значит, нечем будет подкупить стражу у ворот. Хуже того, возможно, они подкуплены Дженксом и схватят меня. В этом городе я уже не мог разобраться, где друг, где враг.
Квадратная башня церкви Святого Михаила у северных ворот, возвышавшаяся над городской стеной, служила мне ориентиром, пока я пробирался домой, прижимаясь к домам. Но потом мне пришлось выйти из тени и перебежать широкую улицу под городской стеной. Я помчался на другую сторону, отчаянно вертя головой, в уверенности, что тут-то Дженкс на меня и выскочит. Но улица оставалась безлюдна и пуста. У ворот я помедлил, но другого способа попасть в город не было: на высокую отвесную стену не влезешь, у всех остальных ворот тоже бодрствует стража. Ждать до рассвета, когда ворота откроют прибывшим на рынок крестьянам? Но к тому времени Дженкс запросто отыщет меня. А не попытаться ли уговорить стражников? Ведь они уже получили свою мзду. Левой, здоровой, рукой я заколотил в маленькую дверцу в высоких дубовых воротах. Ответа не было. Я постучал сильнее, закричал, и наконец какая-то физиономия возникла по ту сторону железной решетки. Заскрежетал засов, и дверь отворилась. Пробормотав благодарность и в последний раз оглядевшись по сторонам, я проскользнул в город и, как скрылся с глаз стражника, побежал кратчайшим путем по Сент-Милдред-Лейн, крепко сжимая рукоять ножа, отобранного у Хамфри Причарда. Вот уж не думал, что вид мрачноватой башни Линкольна так обрадует меня. Я тихонько постучал в узкое окошко, за которым, как я надеялся, меня ожидал привратник. Подождав, постучал еще раз, погромче.
