разговор.
Хватаюсь за ручку двери и, не оборачиваясь, говорю:
— Если ты забыла, я пригласил тебя на свидание в колледже и получил отказ. Потом ждал несколько лет, пока ты строила свою карьеру, и только тогда снова предпринял попытки сближения с тобой. Если уж на то пошло, это свидетельствует об уважении, а не о насмешке.
Сердце разрывается пополам, я выхожу за дверь и направляюсь в ближайший бар, набирая номер Роарка.
Мне нужно напиться.
* * *
— Может, отложишь свой гребаный телефон? Боже. Ты пригласил меня выпить, и вот я здесь, чтобы пить, а не смотреть, как ты пялишься в свой телефон каждые две секунды.
Он прав. Я убираю телефон в карман и опираюсь на барную стойку, пораженно сгорбившись.
— Прости. Я просто… не знаю, я думал, что, возможно, она уже пришла в себя.
Роарк смеется.
— Джулия Уэстин пришла в себя? Прошу тебя, эта женщина такая же упрямая, как и ее брат. Она ни за что не приползет к тебе, если только ты не дашь ей вескую причину.
Блядь, он прав.
Я очень сильно люблю ее, но вот что я скажу: она упряма, как мул. Так было всегда.
— Почему тебе обязательно нужно быть правым.
— Я рассуждаю здраво. Ты злишься на нее, но все равно хочешь ее.
— Я все еще люблю ее, — поправляю я его, допивая остатки своего напитка и прося принести еще один быстрым движением руки.
— Тогда тебе нужно сделать первый шаг.
Я качаю головой.
— Я могу говорить с ней о своих чувствах до посинения, но это не поможет. Если она не написала или не позвонила после моей речи в квартире Рэта, то ничего из того, что я скажу сейчас, не заставит ее передумать.
— Я не имел в виду, что нужно с ней разговаривать. Я имел в виду, что нужно сделать жест.
— Никакие романтические жесты не исправят ситуацию.
В этом вся Джулия. И я ни в коем случае не виню ее. Я очень люблю ее ум и устремленность. Без этого она не стала бы такой, какая она есть сейчас.
Роарк улыбается со стаканом в руках и шевелит бровями.
— Могу предложить одну вещь, которая сработает.
— Секс не решит эту проблему.
— Я говорил не о сексе, идиот. Из-за чего произошла эта глупая ссора?
Я закатываю глаза и откидываюсь на спинку стула, благодарный за спинки барных табуретов.
— Тебе прекрасно известно: наши цвета для свиданий несовместимы.
— Тогда покажи ей, что они совместимы, — говорит он, словно это очевидное решение.
— Хочешь сказать, что мне придется заново проходить этот унылый тест? Ни за что на свете, чувак. Это был кошмар. И почему, черт возьми, это я из кожи вон лезу, чтобы загладить свою вину перед ней? Уверен, она должна передо мной извиниться.
— Помнишь разговор о том, что Джулия упряма? Тебе придется сделать первый шаг, и этот шаг — тест. На этот раз тебе необходимо пройти его как следует. — Он упирается пальцем в столешницу бара. — Гарантирую, это путь к ее сердцу. Докажи раз и навсегда, что ты тот, кто ей нужен.
— А что, если у меня не тот цвет, который она хочет? Что, если она права? Что, если на бумаге мы несовместимы, хотя в душе я знаю, что мы идеальная пара?
Роарк пожимает плечами.
— Не знаю… тогда тебе крышка.
— Ох, спасибо, чувак.
Он хлопает меня по спине.
— Всегда к твоим услугам. — Он наклоняется над барной стойкой. — Бармен, четыре порции виски, нам понадобится что-нибудь крепкое.
Глава 32
Джулия
Вот каково это — чувствовать себя несчастным.
Нет, я не просто несчастна, а ужасающе подавлена и несчастна. Я думала, что все плохо после того, как Брэм пришел ко мне домой и смутил, впервые поцеловав. Я думала, что тогда был самый ужасный период в моей жизни.
Я ошибалась.
Как оказалось, по сравнению с сегодняшним днем, тогда была райская жизнь.
Я до сих пор вижу его взгляд. Он запечатлелся в моем мозгу: взгляд, полный паники, а затем гнева. Брэм всегда был спокойным. Только один раз я видела в нем такой гнев, когда тот парень пытался напасть на меня в колледже. Но в тот день я видела, как его сине-зеленые глаза превратились в черные, и я бы не хотела, чтобы это повторилось снова.
Когда он ушел, Рэт принял его сторону. Такое ощущение, что он брат Брэма, а не мой. Он сказал, что я поступила как дура и упрямая ослица, позволив Брэму выйти за дверь, потому что никогда в жизни он не видел, чтобы его лучший друг любил и заботился о ком-то так, как обо мне. Но до Брэма человеком, который любил меня безоговорочно, был мой брат. Помимо Клариссы, он был рядом со мной, поддерживая во время учебы и последующие годы, когда я занималась исследованиями. Он всегда заботился обо мне, и слышать, как он поддерживает своего лучшего друга, который не только не прошёл тест, но и сказал, что он глупый? Это разбило мне сердце. И я сказала ему об этом. На самом деле впервые мы были по разные стороны баррикад, и это было тревожно.
И все же я словно замерла. Я не могла заставить себя поднять трубку. Вместо этого я вернулась домой, плакала до потери сознания, а затем позвонила Аните и попросила ее изменить мое расписание. Думаю, она все поняла, по коротким всхлипам, которые я издавала. Но, как и подобает хорошей помощнице, она не лезла в мою личную жизнь и профессионально решала рабочие вопросы.
Теперь, два дня спустя, мое сердце все еще разбито, гордость все еще задета, и я сижу за своим столом, не ответив ни на одно письмо по электронной почте и не испытывая ни малейшего желания выполнять свою работу. Вместо этого смотрю в окно на бескрайние просторы Нью-Йорка и думаю только об одном — о Брэме.
Я хочу поговорить с ним, извиниться, но какая-то часть меня, та, настойчивая часть, которая диктовала всю мою жизнь, говорит, что это плохая идея, что в итоге мне снова будет больно. Меня много раз обижали мужчины, снова и снова. И как же это стыдно? Сваха не может найти любовь.
Но разве не так звучит старая поговорка: если не можешь сделать, научи? Сейчас это обо мне. Я помогаю всем, кроме себя.
В мою дверь слегка постучали.
— Мисс Уэстин, вот папка, которую вы просили.
Я не помню, чтобы
