согласился Целлер, вставая. Остальные солдаты тоже обеспокоенно взглянули в его сторону. — Всего одна? А больше там нет?
— Подождите, я сейчас посмотрю, — пообещал солдат, принимаясь снова рыться в сене.
Майкл оказался наконец рядом с повозкой, оставив Мышонка шагах в шести позади себя. Бросив на землю топор, он запустил руки глубоко в сено, мгновенно нащупав ту вещь, в наличии которой был твердо уверен, и со словами: «На всех хватит, сейчас напьетесь…» он извлек с самого дна повозки автомат.
Не ожидавший ничего подобного солдат смотрел на него, широко разинув рот от изумления; глаза его были голубыми, как холодная вода северных фьордов.
Майкл выстрелил в него не задумываясь. Пули прошили солдатский мундир на груди, тело судорожно задергалось, словно это был не человек, а деревянная марионетка. Выпустив первую очередь, Майкл обернулся и открыл огонь по солдатам в грузовике. Стук топоров затих; несколько мгновений и заключенные, и фашисты никак не могли прийти в себя от неожиданности, они как истуканы замерли на месте. Но зато потом началось великое столпотворение.
Сидевшие в грузовике трое солдат упали замертво, насквозь прошитые автоматными очередями. Лейтенант Целлер успел залечь на полу кузова, чтобы уберечься от свистевших вокруг пуль, и схватился за свой пистолет. Стоявший рядом с Гюнтером солдат вскинул карабин, прицеливаясь в Майкла, и Гюнтер всадил лезвие своего топора ему промеж лопаток. Двое других бойцов Сопротивления тоже перешли к решительным действиям; топор Дитца снес одному из солдат голову, а Фридрих был убит выстрелом в сердце, когда он занес топор для удара.
— Ложись! — кричал Майкл перепутанному Мышонку, стоявшему прямо на линии огня.
Его широко распахнутые от ужаса голубые глаза были устремлены на мертвого немца в сене. Мышонок не двинулся с места. Майкл подскочил к нему и ткнул его прикладом автомата в живот. Это был единственный выход из положения. Мышонок согнулся пополам и упал на колени. Выпущенная из пистолета пуля отколола от стенки повозки большую щепку, которая, пролетев мимо Майкла, вонзилась в круп лошади. Лошадь, пронзительно заржав, взвилась на дыбы. Припав на колено, Майкл выпустил еще одну очередь по грузовику, прострелил шины и вдребезги разнес ветровое стекло, но Целлер снова залег на дне кузова, крепко прижавшись к его дощатому полу.
Гюнтер взмахнул топором и отсек руку солдату, который чуть было не пристрелил его из своего «шмайссера». Гюнтер завладел его оружием и выпустил длинную очередь вдогонку двум другим фашистам, пытавшимся укрыться за деревьями. Оба они упали как подкошенные. Пули свистели у Майкла над головой, но Целлер стрелял наугад, у него не было возможности прицелиться. Майкл подобрался к повозке и запустил руку в сено. Еще одна пуля угодила в дощатую стенку воза, осыпав Майкла градом острых щепок, одна из которых угодила ему в лицо, вонзившись в кожу в дюйме от левого глаза. Но Майкл уже нашел, что искал. Он вытащил из-под сена ручную гранату. Целлер истошно вопил в надежде, что кто-нибудь из его солдат услышит его:
— Стреляйте! Убейте вон того, у повозки! Убейте этого сукина…
Майкл бросил гранату. Она упала на землю рядом с грузовиком, подпрыгнула и закатилась под машину. Майкл бросился ничком на землю, заслонив Мышонка своим телом и закрывая руками голову.
Граната взорвалась. Раздался глухой грохот, и грузовик взлетел на воздух. Ярко-оранжевые и багряные языки пламени окутали машину, над ней поднялся жаркий огненный столб. Огонь добрался до бензобака. Целлер больше не стрелял. Сверху сыпались обрывки горящей ткани и куски оплавленного жаром металла. Испуганная лошадь шарахнулась в сторону и, сорвавшись с привязи, понеслась во весь опор по дороге, увлекая за собой подпрыгивавшую на ухабах, грохочущую повозку. Гюнтер и Дитц, завладевшие оружием убитых фашистов, по-прежнему оставались на вырубке, среди пней свежесрубленных сосен, продолжая перестреливаться с четырьмя солдатами, которым удалось уберечься от пуль. Один из фашистов запаниковал и, вскочив с земли, бросился к лесу. Не успел он сделать и нескольких шагов, как Дитц сразил его выстрелом в голову. От толпы заключенных отделились двое. Размахивая топорами, они набросились на уцелевших конвоиров; оба погибли, не успев довести начатого дела до конца. Но на их место пришли трое других военнопленных. Замелькали топоры, и даже на расстоянии было видно, как темное железо становится красным от крови. Прогремел последний выстрел, раздался чей-то предсмертный вопль, и все стихло.
Майкл встал, поднял с земли автомат; дуло его было еще теплым. Гюнтер и Дитц вышли из своего укрытия и добили раненых. Майкл наклонился и потряс Мышонка за плечо.
— Ты как? В порядке?
Мышонок сел на земле, изумленно моргая покрасневшими, слезящимися глазами.
— Ты меня ударил, — наконец выдохнул он. — Почему ты меня ударил?
— Потому что иногда бывает лучше получить прикладом по пузу, чем пулю в лоб. Встать можешь?
— Не знаю…
— Значит, можешь, — заключил Майкл, поднимая его с земли.
Мышонок все еще сжимал в руках топор. Он вцепился в него мертвой хваткой — так, что побелели суставы пальцев.
— Нам нужно поскорее выбираться отсюда, прежде чем нагрянут немцы, — говорил ему Майкл.
Он огляделся по сторонам, ожидая увидеть разбегающихся во все стороны, скрывающихся в лесу заключенных, но те стояли в стороне или просто сидели на земле, как будто дожидались, когда за ними пришлют еще один грузовик с конвоем. Мышонок покорно брел в нескольких шагах позади него. Майкл подошел к высокому темнобородому мужчине.
— В чем дело? — спросил у него Майкл. — Вы свободны, если хотите, можете отправляться на все четыре стороны.
Темнобородый чуть заметно улыбнулся.
— Свободны… — прошептал он с резавшим ухо явно украинским акцентом. — Свободны. Нет. — Он покачал головой. — Не думаю.
— Кругом леса. Так почему же вы не бежите?
— Бежать? — Другой заключенный,
