Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
15 ноября Матьё Дрейфус написал военному министру:
Господин министр, единственная улика, послужившая в 1894 году поводом для вынесения обвинительного приговора моему несчастному брату, — это сопроводительное послание без подписи и даты, в коем говорится, что некие конфиденциальные военные документы переданы агенту иностранной державы. Имею честь сообщить Вам, что автором данного бордеро является г-н граф Вальсен-Эстерхази, майор от инфантерии, временно выведенный за штат по состоянию здоровья прошлой весной.
Дело, которое очень скоро расколет Францию надвое и станет причиной нового всплеска ненависти и насилия, только начинается. Призыв к битве «до первой крови», брошенный охотниками за сенсациями, лишь подстегнет низменные инстинкты читательской аудитории их газет.
31 октября газетчики отвели душу, известив общественность о чудовищных злодеяниях некоего Жозефа Вашэ, бродяги-потрошителя. Попался он на попытке изнасилования, был арестован и препровожден в участок города Турнона (департамент Ардеш). Там месье Гарсен, следователь, добился от него признания в многочисленных преступлениях. Гражданин Вашэ 1869 года рождения оказался мономаном, два раза попадавшим в больницы для умалишенных. Во второй раз вышел он оттуда в 1894-м. По обвинению в одиннадцати доказанных убийствах юношей, девушек и женщин Вашэ был приговорен к гильотинированию.
В армии на вооружение вскоре должен был поступить пулемет «Гочкисс». Его скорострельность составляла до 500 патронов в минуту. Пулемет был снабжен треногой и сиденьем для стрелка. Позднее его оснастили также регулятором темпа стрельбы, и скорость составила от 100 до 600 выстрелов в минуту.
«Надо быть современным, — декламировал Жан Коклен очередной монолог. — Если вы не современны, не идете в ногу со временем, стало быть, вы плететесь в хвосте, и это всем заметно. А если кто отстает от жизни, тот, считайте, умер, не родившись».
Это однако же не помешало одному из репортеров «Журналь иллюстрэ» заявить, что «современные научные открытия угрожают личной свободе человека». Взять хотя бы телефон — телефонные линии сетью опутали, связали, скрутили чиновников и служащих! А что уж говорить о другом дьявольском изобретении — фонографе, из-за которого многие готовы наложить на себя руки? Это же невыносимая мука — вы собираетесь мирно отойти ко сну, а у соседей за стеной вдруг начинает громыхать ужасающая фортепианная соната, увековеченная на цилиндре фонографа в исполнении какой-нибудь учительницы музыки! Или романс в интерпретации тещи. Или звуки флейты, гобоя, гитары, арфы. Добавьте к тому трели телефонных звонков и грохот трехколесных велосипедов, на которых раскатывают детишки в квартире над вами. Решительно, это превосходит границы разумного. Может, пора ставить памятники тишине?..
А во Дворце правосудия много шума наделала мадемуазель Жанна Шовен, бакалавриатка по гуманитарным и естественным наукам. Будучи также докторессой юриспруденции, она потребовала принять ее в коллегию адвокатов и права выступать в суде. В судейском сословии притязания барышни, покусившейся на мужские прерогативы, вызвали волну негодования, и господа юристы решили во что бы то ни стало воспрепятствовать женскому вторжению в их ряды. Репортер «Иллюстрасьон» писал:
Либо мадемуазель Шовен, изучавшая правоведение, обнаружит, выступая истицей, полнейшую недееспособность, присущую ее полу и общеизвестную, либо она окажется на высоте и проявит себя достойной звания, на кое претендует.
И Жан Коклен к тому добавил:
Дабы прослыть современным в отношениях с женщинами, надобно забыть, что перед вами женщины. В конце концов, женщины — такие же люди, как мы… просто это люди женского пола.
Год 1897-й подходит к концу. На суд книгочеев за эти двенадцать месяцев были представлены: «Ивовый манекен» и «Под городскими вязами» Анатоля Франса, «Яства земные» Андре Жида, «Рамунчо» Пьера Лоти, «Лишенные почвы» Мориса Барреса, «Собор» Жориса Карла Гюисманса. Французские полиглоты открыли для себя «Дракулу» ирландца Брэма Стокера, «Увенчанного снами» немца Райнера Марии Рильке, «Отважных капитанов» англичанина Редьярда Киплинга и «Человека-невидимку» еще одного англичанина — Герберта Дж. Уэллса.
Театралы побывали на премьерах «Серьезного клиента» Жоржа Куртелина и «Сирано де Бержерака» Эдмона Ростана.
Куда вы, сударь? Без проказ!
Так будет шишка на затылке.
Ведь я предупреждал же вас,
Что попаду в конце посылки![118]
Вечером 27 декабря в театре «Порт-Сен-Мартен» состоялась генеральная репетиция новой пьесы в пяти актах, вышедшей из-под пера молодого драматурга, уже известного публике комедией «Романтики» и драмами «Самаритянка» и «Принцесса Грёза». Его звали Эдмон Ростан, и ему было двадцать девять лет.
Последние репетиции «Сирано де Бержерака» не обошлись без досадных инцидентов. Перед началом одной из них у Марии Лего, исполнявшей роль Роксаны, пропал голос. Об отмене репетиции не могло быть и речи — в зале в тот день присутствовал сам Вальдек-Руссо[119]с супругой. Актрису в спешном порядке заменила поэтесса Роземонда Жерар, жена Ростана.
На репетиции в костюмах, предшествовавшей генеральной, оставляло желать лучшего поведение массовки в первом акте. На следующий день Эдмон Ростан сам оделся в театральный костюм, втайне от актеров и зрителей в зале присоединился к толпе статистов и лично направлял их действия.
Многие пьесы в стихах потерпели фиаско на сцене «Порт-Сен-Мартен», и убедить дирекцию театра согласиться на постановку «Сирано де Бержерака» было непросто. Пять актов в стихах! Дата премьеры постоянно откладывалась. Театр экономил на костюмах и декорациях. Да, у «Сирано де Бержерака» почти не было шансов завоевать публику, но все же сколько усилий, сколько времени и труда вложил в него автор, сочинявший эту пьесу у себя за столом в доме на улице Фортюни целых десять месяцев! Фортюни — Фортуна… Он не мог не уповать на богиню судьбы.
В вечер премьеры за кулисами царила напряженная атмосфера, все были настроены пессимистично. Мандраж перед выходом на сцену, сомнения, неуверенность… Один из друзей сказал Ростану еще на репетиции: «Эта тирада про носы никуда не годится, слишком длинная — сократи ее». В конце концов драматург не выдерживает и, бледный, со слезами на глазах, бросается к Констану Коклену — актеру, известному как Коклен-старший, исполнителю главной роли в его пьесе, — с криком: «Простите! Ах простите, друг мой, что я втянул вас в эту печальную авантюру!»
В зрительном зале, в бельэтаже и в партере, присутствовали в тот вечер все, от кого зависел провал или успех спектакля. Распорядитель три раза ударил колотушкой. Занавес поднялся. Начался первый акт.
Публика пока еще рассеянно переговаривается, листает программки, забавляясь нововведением — фотографиями артистов на страницах буклета. Многие снисходительно посмеиваются над подписью к фотографии драматурга: «Зрелость таланта не зависит от возраста человека».
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
