— И ещё, — Аннарэн улыбнулась и поиграла бровями значительно, — под эту хламиду ничего не надо надевать.
Енка совсем обалдела. Глаза округлились и рот сам собой открылся.
— Мааам! Это почему?
— Да всё по тому же, — Анни откровенно уже потешалась над дочерью, — что платье ты разорвёшь в мелкие дребезги, так сказать, и предстанешь после обратного оборота голышом. Понятно? Впрочем, мы ещё и не знаем, как оно будет, но, думаю, что, раз магия есть, то мы впоследствии это урегулируем. А пока — так. Будет кто-то стоять и держать ваши эти хламиды, чтобы накрыть вас после всего.
Енка, кажется, только сейчас вдруг осознала всю серьёзность происходящего. Она уселась в кресло и испуганно уставилась на маму:
— Ой… Что будет! Мама дорогая…
— Всё будет хорошо, — Анни обняла дочь и они так и сидели какое-то время.
К обеду ближе вернулись и Горыныч с Томкой. За ними шли её родители, смущённые, явно чувствующие себя не в своей тарелке. Из кухни примчались на минутку близняшки и наткнулись на эту процессию.
— Тома! — громким шёпотом позвал Мэйнард, — это ты с кем?
Тома лучезарно улыбнулась:
— Прикинь, родители приехали!
Дети переглянулись, глаза стали, как плошки, и уже Лониэлла таким же шёпотом добавила:
— Вы помирились, да?
Тут Томка смутилась и кивнула. Они снова переглянулись и, когда взрослые ушли, подошли к сэру Бэрримору:
— Сэм, представляешь, мы вчера с Лонькой перед сном помагичили немножко на её платок, — он кивнул в сторону удаляющейся Томки, — и вот, пожалуйста! Уже сегодня она с ними помирилась!
— А где вы платок взяли? — подозрительно спросил Сэм.
— Да нам кехля принесла, может, украла у неё, а, может, Тома его просто потеряла, — невинно похлопали они глазками.
— Поняяятно… Теперь всё будете на Винси свою сваливать? Допрыгаетесь, озорники!
Дети засмеялись и удрали обратно. Уже на кухне Мэй спросил сестру:
— А зачем мы ходили наверх?
Та пожала плечами:
— Не знаю.
— Чтобы побездельничать, — изрёк Коллинз. — Я, что ли, буду снова доделывать ваше чудо в креме?
— Не-не, сейчас самое интересное же начнётся! Мы сами украшать будем…
— Себя или, всё же, торт? — подтрунивает Коллинз. Они весело засмеялись и приступили к новому этапу работы.
Енка, поприветствовав родителей подружки, утащила их всех смотреть свадебные наряды.
— Том, представляешь, платье положено только тебе, а всем остальным, всего-навсего, пододеяльники, — она фыркнула, развернув перед ними свой наряд и все засмеялись. — Правда, разного цвета.
— Это, чтобы не перепутали, кто на ком женится, — состроив серьёзную физиономию, сказал Горыныч. Хохотали все, даже замок позволил себе посмеяться погромче, пока его не слышно.
— Ну тебя. Надеюсь, меня не перепутаешь ни с кем? — Томка пихнула его локтем в бок.
— Нееет, не перепутаю, ты единственная будешь в платье.
Отсмеявшись и разрядив этим обстановку, все отправились на обед. Все были на местах, кроме детей. Енка, не увидев близняшек за столом, повернулась к Петрусу:
— Петрус, где дети? — удивилась она. На самом деле, совсем забыла про них со всеми этими хлопотами.
— Вроде, на кухню ты их отправляла… — неуверенно ответил он. Сэм, который, как всегда в торжественных случаях или при наплыве гостей, прислуживающий в зале, наклонился к ним и прошептал:
— Сюрприз готовят. Будут вместе с ним.
— Что-то я уже боюсь, — пробормотал граф.
— В детей надо верить! — изрекла Ена. — Ждём сюрприза.
И тихонько вздохнула. Обед прошёл в дружеско-ознакомительной атмосфере. Все знакомились, волновались о завтрашнем дне, всё ли получится или ещё ждать неизвестно сколько и, когда уже все наелись, расслабились, стали выходить из-за стола, открылись двери и в залу торжественно внесли большой торт. На этот раз, помимо детей, его сопровождал и повар. Для этого он надел свой парадный, новейший, сияющий белизной костюм — удлинённый китель с высоким колпаком, и теперь шёл серьёзный, впрочем, как всегда, с детьми за руки. И только Петрус смог заметить, как волновался Коллинз. Вошедшие вместе с ними слуги шустро всё убрали со стола, и торт водрузили посередине.
Сначала все замолчали и в тишине слышно было, как сопели два “снусмумрика”, переживая за свой шедевр, а потом громко захлопали в ладоши. Енка их обняла и расцеловала каждого в обе щёки. Мигнула Петрусу на Коллинза и граф, поднявшись, торжественно пожал ему руку.
На огромном “поле” торта стояла башня, которую обвивал собой золотой дракон, а сверху, на самой вершине башни сидела девушка в голубом платье, держащая этого дракона за хвост. Двушка кого-то смутно напоминала и все, не сговариваясь, повернулись к Тамаре.
— Это ты укротила дракона, — резюмировала Аннарэн. Тома спряталась за Горынычем, скрывая довольную улыбку. Одной рукой она уцепилась за Витечку, а второй украдкой потрогала уши — растут или нет? Есть торт было жалко, настолько он всем понравился, но не хотелось обижать детей с поваром
— А кто у нас главный по отрезанию кусочков? Отрежьте мне самый вкусный! — воскликнула Ена и первой протянула тарелку. Коллинз нарезал на кусочки один край и положил ей один. Она откусила, даже не прибегнув к ложке, прямо из тарелки, и закрыла глаза:
— Какая вкуснятина!
И тут все отмерли и загомонили:
— Положите мне кусочек!
— Я тоже жду!
— О, это божественно!
— Ваш повар просто волшебник!
Коллинз, покосившись на детей, сказал так, чтобы все его услышали:
— Мы трудились над ним с молодыми графами — Мэйнардом и Лониэллой. Без них этого шедевра бы не было.
— О, вот это да! Племянники готовят на кухне? Это что-то новенькое! — воскликнул Виторус, делая вид, что не в курсе об их трудообучении. — Похвально. Думаю, из вас вырастут настоящие драконы, умные, всёумеющие, одним словом, трудолюбивые.
— Дядя Виторус, а вы умеете готовить? — тут же закинул “удочку” Мэй.
— Ха. Ещё бы! Я всё умею. Не смотрите, что я граф, я могу даже дрова порубить, если надо будет, — он подмигнул мальчишке и тот засмеялся.
Разобрались с одёжками для Храма и Гринг со своими девочками засобирался к родителям. Мать так ещё и не видела его.
— Может, моим сказать, чтобы туда приезжали? А то они хотели сюда нагрянуть, — озабоченно сказала Аннарэн. Гринг кивнул и достал кристалл.
— На, говори ты, — отдал ей, почесав затылок. Она засмеялась и активировала камень:
— Папа, это я… Да… Я… Пап, послушай меня. Мы сейчас
