поминках. В этом случае… я надеюсь, что у похоронной конторы есть лишние гробы, потому что до конца дня на них может возникнуть спрос.
Не вижу я здесь твоей матери. Вообще никого не вижу, кроме медицинского персонала в халатах и масках.
Будет тебе. А Джерри? Вон там, в ряду рядом с дверью? Чтобы можно было улизнуть, если запах лилий все-таки разбудит его аллергию. Приятно, что он приехал из такой дали на мои похороны, не правда ли? Даже если все, на что он сподобился, это пробормотать, проходя мимо гроба, что так мне и надо, раз я вздумала ездить на велосипеде в центре города.
Да вовсе не Джерри ругал тебя за велосипед. Это делал Карл!
Карл. Правильно. Кстати сказать… Ты обратил внимание, кто не озаботился даже венок прислать?
Будь справедливой к парню. Даже если бы ты умерла, а ты вовсе не умерла, сама подумай, каким образом он мог об этом узнать? Ты же не ответила ни на один его звонок.
Да, какой позор! Только представь себе, какую бы милую прощальную записку он бы оставил на автоответчике. «Привет, солнышко. Прости, что так поздно позвонил. Слушай, что это за слухи, будто ты умерла? Наверняка нет! Хотя удачно, что мы с тобой как раз перед этим разбежались, верно? Получается, что все, что ни делается, все к лучшему, так сказать».
Думаю, когда начнет проходить наркоз, шутить тебе расхочется.
А, ты еще здесь, Мерфи, в халате медсестры. Потому что у меня какое-то странное чувство, что мои глаза открылись, и ты стал напоминать мне… Кармелиту Поуп.
Нет, нет, это действительно медсестра. А я все это время лежу, свернулась калачиком, в ногах твоей постели, как Флэш, спаниель.
Будет тебе. Вовсе не ты в ногах моей кровати. Там моя нога, черт возьми, под которую подложено несколько подушек, как под королевские бриллианты на выставке. Кстати, о драгоценностях. Что же на самом деле произошло с Жюлем? И с Грейс Голдберг?
Мерфи, ты еще здесь? Мерфи? Было бы очень мило, если бы ты мне ответил. Если бы ты пришел, когда я тебя зову. Помнишь, как я тебя учила? Даже если я этого не заслуживаю. Даже если я умру до твоего появления. Потому что даже там, глубоко под озером, где растет зеленый лук, и я могу чувствовать его запах на своих руках, даже там я буду знать, что ты пришел. Даже если я не умерла, а крепко сплю, я в своих снах обязательно тебя узнаю.
* * *
За окном моей больничной палаты быстро поднимается луна, напоминающая большую таблетку от кашля. Поднимается прямо у меня на глазах. Сначала луна боролась, стараясь высвободиться из пут решетки, закрывающей нижнюю часть окна. И затем взмыла свободно, пока не оказалась так высоко, что я уже не могла за ней следить.
Стоило мне открыть для себя демерол, который я могла получать по первому требованию, как я потеряла способность следить за чем-либо. Все смешалось — сон и явь, здесь и там, тогда и сейчас. И разбираться в этом мне совсем не хотелось.
Моя нога в твердом белом гипсе важно лежит на подушке, подобно огромному яйцу, которое никто не торопится высиживать. Я уверена, что рано или поздно она начнет болеть. И как раз в этот момент врачи снимут меня с демерола, можно не сомневаться. Здесь все происходит по этой логике: разрешено все до тех пор, пока ты действительно не перестанешь в этом нуждаться. Если подумать, больница в этом смысле немного смахивает на саму жизнь.
Но, слава богу, не слишком сильно. Не в данный момент, по крайней мере, когда я лежу одна, предоставленная самой себе. В тумане собственного производства, с помощью маленьких обезболивающих таблеток из пластмассовой чашки на столике. Причем я пребываю в спокойной уверенности, что чашку без всяких вопросов снова заполнит таблетками улыбающаяся санитарка, которая приносит утку всегда с одной и той же шуткой: дескать, она только что вытащила ее из холодильника.
И, знаете, я смеюсь, и вовсе не из вежливости. Просто в своем полуодурманенном состоянии я нахожу шутку смешной, причем каждый божий раз. Как то яйцо, которое никто не высиживает. В скорлупе из белого гипса…
Здесь и сейчас. Или это тогда и там?
Господи, только не снова!
Вот вам и благодарность.
Послушай, Мерфи, если бы это был ты, я была бы благодарна. Но ведь — нет! Или этого не будет, стоит им снять меня с демерола.
Это я. Я там. Жду, когда ты придешь. Извилистой дорогой, ведущей прямо к дому Джерри. Уж мне ли не знать? Я ездил по этой дороге, втиснутый в «хонду» Джерри, с прижатым к заднему стеклу носом, черным и мокрым, похожим на гриб.
Хорошо, ты Там. А я — здесь, в моей больничной палате. Одна-одинешенька.
Ты запуталась. Я тебя не виню. Это… все метафизика. Трудно объяснить непосвященным.
А, все это бла-бла-бла. Тоже мне, специалист по метафизике! Которому понадобилось три недели, чтобы выучить команду: «Возьми!».
Но который научился возвращаться. О тебе и такого нельзя сказать.
Слушай, будь справедлив. Мне же еще неделю даже с кровати встать не разрешат.
Дорога длинная и извилистая, но в хорошем состоянии. Тебе понравится сидеть за рулем.
Ты что, забыл? Я же не умею водить машину. Человек за рулем может попасть в беду.
В отличие от человека на велосипеде?
Это не имеет к делу никакого отношения.
Все имеет. Это длинный путь, но в конце него тебя жду я. Как упавшая перчатка, как сапог, забытый в Столе находок. На этот раз зовут тебя, и это ты должна прийти. Героически хромая, как вернувшаяся домой Десси.
Дзинь!
Оп, это же мой мобильный. Надо ответить.
Надо? Потому что он звонит? Ну, доктор Павлов был бы от тебя в восторге.
А, заткнись!
— Алло?
— Милая! Как ты себя чувствуешь?
— О! Нормально, мам. — Черт, кто это сказал моей матери, что…
— Я звоню, только чтобы узнать, что с тобой все в порядке.
Ну, разумеется. Лучше некуда.
Да? Тогда зачем ты набрасываешь на гипс одеяло? Боишься, что твоя мать увидит тебя через телефон? И через несколько временных зон?
Мерфи, пожалуйста!
— Я должна сказать, дорогая, голос у тебя вполне здоровый.
Ну, пострадала только
