в жизнь Богдана кто вам дал право лезть?
— Он — мой сын.
— Но не ваша собственность!
— По-хорошему ты меня услышать не хочешь, — поджимает губы женщина. — Сними свои очки, малышка, ради тебя же стараюсь! Сколько продержатся эти отношения? Год? Пять? Ты ему надоешь и останешься с разбитым сердцем на обочине жизни. Не усмиришь ты его! Рядом с моим сыном должна быть мудрая женщина, которая сможет держать Богдана в своих руках. А ты?
— Ваш сын не марионетка, чтобы держать его в руках. Наши отношения — это наши отношения. Пусть год. Пять. Десять. Неважно! Но это НАШИ отношения и НАША жизнь! — выпаливаю, чувствуя, как на щеки набегает жгучий румянец. — Вы не можете прожить ее за нас! У вас был свой шанс построить свою семью, по вашим правилам. У нас с Богданом свой. И лишних советчиков нам здесь не нужно! — подскакиваю на ноги. — Может, мне и не сорок, но я прекрасно знаю, что я хочу от жизни. Знаю, куда иду и с кем иду. А вам, если хотите однажды увидеть внуков, лучше бы со мной дружить! Так то! — подхватываю два стаканчика с кофе и, гордо задрав подбородок, оставляю Ирину Григорьевну подумать над моими словами в гордом одиночестве больничной столовой…
— Серьезно? — хохочет Титов. — Прям так и сказала? — веселится, чуть ли не сгибаясь пополам. Полагаю, от последнего удерживают синяки.
— Ну хватит ржать, Дан! — дую губы.
Без толку. Он начинает еще заразительный хохотать. В конце концов я тоже не выдерживаю и сначала улыбаюсь, а потом тихо посмеиваюсь. Пьянея от собственной смелости. Обхватываю ладонями красные щеки, выдыхая:
— Капец! Представляешь? Я правда пригрозила твоей матери, что она не увидит внуков! Ужас… Я очень, очень плохой человек!
— Брось, — улыбается Титов, обнимая меня за плечи, заставляет залезть к нему под бок. — Я тобой горжусь, Юлька. Мать давно заслужила такой нехилый щелчок по своему любопытному носу.
— И все равно, я чувствую себя редиской, — утыкаюсь носом Богдану в шею, стыдливо зажмурившись.
Делаю неловкое движение в попытке его приобнять. Дан шипит, болезненно поморщившись:
— Ш-ш-ш… ребра… Юль…
— Прости! Прости-прости-прости! — тараторю, отдергивая руки.
— Все хорошо. Просто немного болит. А по поводу матери — меня она не слышит. А тебя… теперь, зная, что этот котенок умеет кусаться, матушка трижды подумает, прежде чем снова лезть в наши отношения. А вообще, это правда очень смешно! — судя по тону, снова лыбится Дан.
— Рада, что повеселила, — бурчу. — Что-то устала я клоуном быть для всех вокруг. Посмешище. Никто меня не воспринимает всерьез, — жалуюсь, шмыгнув носом.
— Я. Я воспринимаю, — сильнее сжимается рука на моих плечах. — Степа. Вероника. Все, кто тебя знает, поверь, и не подумают считать тебя клоуном. А те, кто не знает и судит по возрасту — дураки и трусы.
— Спасибо. Смешно, ты устал совсем. Тебе отдыхать надо, а я тут сопли распустила. На жизнь свою «тяжелую» жалуюсь.
— Поверь, я готов слушать тебя бесконечно. Твой голос круче любой колыбельной.
— То есть настолько тебе со мной скучно, да, что ты засыпаешь под мой голос? — охаю.
— Ю-Ю-Юля…
Я улыбаюсь. Наклонившись, клюю любимого мужчину в заросшую щеку. Еще один «чмок» запечатляю на его губах. Стараясь сильно на него не наваливаться и не прижиматься, чтобы ни в коем случае не сделать больно. Осторожно провожу ладошкой по груди и животу Титова, поглаживая.
— Кстати, кхм… — говорит Дан, — про внуков, Юль, — судя по тону, напрягается.
Я отстраняюсь.
— Да?
Дан мнется:
— Мы… ты…
— Ч-что?
Богдан отпускает взгляд вниз, предположительно в район моего живот. Секундная заминка. Стреляя глазами, спрашивает:
— Мы что, беременны?
Я аж дар речи теряю от неожиданности. Сложив губы в букву «о», опасливо кошусь на собственный живот. Переварив озвученный Титовым вопрос, охаю:
— Нет! Нет, конечно! С чего ты взял?
— Ну, мало ли, может, ты матери моей не просто так пригрозила. А мне сразу сказать побоялась. Если что, то я… счастлив. Правда! И…
— Я не беременна! Нет! Да мы же… мы предохранялись! Да же? У тебя же все было под контролем?
— Как много «же», — ухмыляется Титов. — Контроль контролем, а в жизни бывает всякое…
— Богдан!
— Просто хочу уточнить, — улыбается Титов, обратно притягивая к себе, целуя в нос, — что бы ни случилось, не бойся мне рассказать. Никогда и ничего, Юль! Вместе мы все решим и со всем разберемся. Идет?
Черт! Я слышу, как на моей шее захлопнулся капкан.
— Мхм, — кусаю губы, зажмурившись.
Сердце начинает бахать, как ненормальное.
— Не слышу уверенности в тоне, — щиплет меня за ягодицу Дан.
— К разговору о честности, — вздыхаю, понимая, что умолчать об отчислении не получится.
— Так…
— Ты только сильно не нервничай и не напрягайся, ладно?
— Котенок, я еще на твоем «мхм» напрягся. Выкладывай, давай.
— В общем, тут такое дело… Меня отчислили из академии…
Секундная заминка и… бум!
— Юлия, мать твою, Данилова, и ты молчала?!
Глава 42
Юля
— Guten Morgen, — зажмуриваюсь. — Guten Morgen… — повторяю сосредоточенно, беззвучно шевеля губами. — Mein Name ist… м-м-м… — подглядываю одним глазом в блокнот, — Julia. Mein Name ist Julia!
Ну, уже что-то!
Подтягиваю колени к груди и щелкаю на стрелку, возобновляя просмотр видеоурока по немецкому языку. В наушнике раздается немного грубоватый голос девушки лингвиста, которая дает новую фразу для запоминания. Я, как примерная ученица, конспектирую все в блокнот.
В больничной палате стоит звенящая тишина. Слышно только пиликанье медицинских приборов, мое натужное пыхтение и шелест стержня ручки по бумаге. Дан спит. На его лице выражение полной безмятежности. После процедур ему вкололи сильное обезболивающее. Титов до последнего сопротивлялся. Пока я клятвенно не пообещала, что буду сидеть рядом и не оставлю его ни на минуту, пока он отдыхает. Только тогда этот невыносимо упрямый мужчина позволил себе расслабиться и уснуть.
— Wie geht es dir?
Как у нее выходит так ловко гакать все эти жуткие «г» и шипеть сложные «х»?
— Wie geht, Юля… geht… п-ф-ф-ф!
Потираю переносицу, задирая голову к потолку. Уже голова начинает болеть! А это всего лишь третий урок. Господи, ну почему не английский? Я еще со школы знаю его на твердую «пять»!
Бросаю взгляд на спящего Титова и, стиснув зубы, в пару кликов перематываю видео на начало. Я справлюсь! Обязательно! Запускаю урок по новой, с самого начала…
— Guten Morgen. Mein Name ist Julia. Wie geht es dir…
Уже почти неделя прошла, как я провожу все свое время в больничной палате бок о бок с Богданом. Медленно, но верно он идет на
