удастся, я расскажу уже в другой книге.
Этот же мой рассказ подходит к концу, но его конец можно считать только началом тех грандиозных событий в истории Земли и земного человечества, чьим свидетелем и участником я был.
36
— Микеланджело!
Меня кто-то окликнул. Я оглянулся и не поверил своим глазам. Передо мной стояла Таня. Нет, на этот раз она окликнула меня не с экрана приближателя. Она здесь, на аллее большого институтского сада.
— Марс стал ближе к Земле, — спросил я, — или Земля приблизилась к Марсу?
— Ни то и ни другое, — ответила она. — Мир остался на месте, и Земля тоже. Изменила в эвклидовом пространстве свое положение только я. И на этот раз оказалась в одной точке с тобой, Мика.
— Надолго?
— Смотря по обстоятельствам. Но этот день, если ты хочешь и можешь, проведем вместе.
— Только день? Я хотел бы провести вместе с тобой целую жизнь.
— Какую жизнь? Земную, обыкновенную или целое тысячелетие?
— О тысячелетии еще говорить рано. Вот когда уазцы откроют нам свой секрет…
— Не говори мне про уазцев. Я везде только и слышу о них.
— И ты тоже находишь, что им чего-то не хватает?
— Наоборот, я нахожу, что в них всего с переизбытком. Но на Земле я появилась не для того, чтобы повидаться с ними, а с тобой.
— И надолго?
— Ты уже задавал мне этот вопрос. На целый месяц.
— А потом?
— А потом я должна буду улететь к себе на Марс. На Землю я вернусь, когда мы создадим на Марсе атмосферу и биосферу. После того как нам своими советами стали помогать уазцы, дело стало подвигаться быстро. У уазцев большой опыт.
— Ты же не хотела говорить об уазцах?
— Не хотела. Ну и что?
— Ничего.
Мы разговаривали с Таней, как на тропе в окрестностях Лесного Эха. Как будто мы с ней никогда не расставались. И я боялся, что ей надоест разговор и она скроется среди деревьев.
Я дотронулся рукой до ее плеча. Она была здесь, со мной. Абсолютно здесь, действительно рядом. Она сама, а не ее изображение на экране приближателя. И я был счастлив и хотел, чтобы это мгновение длилось и длилось, длилось бесконечно.
Мы были вместе. И то я что-то рассказывал ей о Земле и о Уазе, то она рассказывала мне о Марсе и о себе.
— Трудное имя у твоего нового друга, — сказала она. — Аоэо… А как он выглядит? Опиши.
Я попытался описать внешность Аоэо, но у меня ничего не получилось. Почему? Может быть, потому что я не был художником и живописцем. Аоэо, как и его однопланетцы и спутники, выглядел красочно, ярко, живописно. Но эти сухие, банальные, невыразительные слова не в состоянии передать то чувство, которое испытывал я, когда беседовал со своим новым другом.
Не только внешность моего друга была красивой и яркой, но и его бытие, его внутренний мир. В трудное положение попал бы художник, пожелавший написать его портрет. Какой бы,фон ему пришлось брать? Стену комнаты? Сад? Озеро? Небо? Нет, бесконечность. За его спиной словно присутствовала вся вселенная со своими бесчисленными галактиками.
— Ты что-нибудь поняла, уловила? — спросил я Таню.
— Немного. Но кое-что поняла. Он живет в мире, где другие масштабы. Не так ли?
— Ты точно выразила, Таня, то, что я хотел, но не сумел сказать. Другие масштабы… И мы тоже идем к этому, Таня, к другим масштабам.
— А сколько лет этому твоему Аоэо?
— Пятьсот двадцать два.
— Так он старик?
— Нет, юноша.
— Пятьсот лет? Я и представить себе не могу. За этот срок все может надоесть.
— Нет, ему не надоело. Наоборот. Он же ведь не старик, а юноша. У него вся жизнь впереди.
— Пятьсот лет прожил, а вся жизнь еще впереди? Это совсем другие масштабы, Мика. Другой мир. Другое восприятие времени. Он рассказывал тебе о своей жизни?
— Рассказывал. О детстве рассказывал. Его детство длилось почти два столетия… А ведь это самая прекрасная пора в жизни человека.
— Двести лет… — повторила задумчиво Таня.
Наступило молчание.
На лице Тани играла какая-то сложная мысль, словно она решала трудную задачу.
— Нужно ли это человеку, Мика?
— Что?
— Такое большое время?
— Нужно.
— А я не совсем в этом уверена. В Лесном Эхе я как-то видела старинный фильм «Балладу о солдате»… Шла Великая Отечественная война. И время было сжато до предела. Солдата отпустили с передовой на три или на четыре дня. Но в эти три-четыре дня включено столько событий, что казалось, передо мной прошла целая жизнь. И какая жизнь, Мика! Ведь солдат-то не вернулся. Он погиб за будущее человечества, за нас с тобой.
— Я тоже видел этот старинный фильм, Таня. Но это же война. Трагедия. Человеку нужно время, для того чтобы победить пространство, стать хозяином вселенной. И, разумеется, не только для этого…
— А для чего?
— Чтобы стать счастливым.
— Не знаю, Мика. Я никогда об этом не думала. Покажи мне свой институт…
Мы пришли с Таней в фонетический зал, в мир звуков и всех человеческих наречий, существующих сейчас или существовавших когда-то на Земле.
И в этот раз, не знаю — случайно или не случайно, я услышал музыку языка далекой Уазы. Сильное чувство охватило меня и Таню. Эти звуки словно перенесли нас в другое измерение, где время текло иначе, чем на Земле, где светило другое Солнце и другие звезды.
Эти звуки с необычайной стремительностью увлекали нас в мировое пространство, в бесконечный простор вселенной. Казалось нам, что они, эти звуки необыкновенного языка, языка великанов, победивших время, несли к нам духовное богатство, всю мощь и ширь далекой и прекрасной цивилизации.
Мы стояли с Таней в мире чудесных чувств и мыслей, облаченных в звуки, и прислушивались к ритму вселенной.
А прекрасное мгновение длилось и длилось, и казалось нам, оно будет длиться всегда.
