один, второй, спустились в долину Бугарихты.
Можно было пройти по её долине и спуститься к Хомолхо. Так каждый год проделывали путь старатели приисков Спасского и Вознесенского при заездах на добычной сезон и по его окончании возвращались на Мачу, завозили грузы и вывозили намытое золото, а кое-кто и похищенный драгоценный металл. От устья Бугарихты одни сворачивали вверх по течению Хомолхо, другие вниз. По выстеленной людским трудом дороге от Мачи до ближайших приисков и до Хомолхо ехать куда удобнее, нежели когда-то по этим местам пробирались в дебрях, зарослях и каменистым образованиям. Временами, чтобы спрямить путь, Лаптев и Никитин отклонялись, а потом вновь выходили на устроенный путь. А тут и вовсе решили проехать напрямки через горные увалы и оказаться в устье речки Бугарихты, а там, спустившись по склону, покрыть считаные вёрсты и оказаться недалече от прииска Спасского.
Вторая половина августа стояла нежаркая, безветренная. Листья берёз и осин побледнели, утратили свою былую зелень, иные выглядели пожелтевшими, что предвещало приближение осени. Брусничник, сплошь усыпанный недозревшей ягодой, манит и привлекает, сейчас она с одной стороны розовая, светло-красная, с другой — белая. В сентябре ягода станет тёмно-розовая, вишнёвая, с гроздьями на зелёных веточках. Грибы, где поеденные грызунами, где червями, поглядывали из-под деревьев, меж кустарниками, лишь мухоморы стояли нетронутыми и раскрашивали полянки своими красными с белыми веснушками шляпками. Случалось видеть медвежьи испражнения, по коим легко было определить, чем питается хозяин тайги и что рацион у него богатый, а это хорошее подспорье — залечь в берлогу с нагулянным жиром. Однако самих лохматых особей не встречали, те сами, учуяв издали человека, загодя уходили прочь.
Возле речки Бугарихты, до её устья оставалась одна верста, путников привлёк шалаш. Спешились. Заглянули внутрь, людей нет, но то, что лесное укрытие обжито, сомнений не вызывало. Устроены из веток и кусков оленьих шкур два спальных места, лежали вещи, котелок, деревянные ложки, соль, мешочки с зерном и сухари подвешены от мышиных напастей.
— И чьи же души здесь поселились? — промолвил Никитин.
— Либо поисковики какого-либо золотопромышленника, либо одиночки-старатели, больше некому, — рассудил Лаптев.
— И на то и на другое похоже. Где ж сами?
— Полагаю, недалече. На первый взгляд для поисковиков манатки выглядят по-нищенски, склоняюсь, подпольные старатели, в приисковой речке моют, а здесь недалече табор устроили, от глаз посторонних. Постараемся скрасть тихо, не выдать себя, а познать незнакомцев надобно наперёд нам, чем они нас обнаружат. — Лаптев огляделся. — Давай-ка, Васька, в лощину коней отведём, травку пощиплют, и сами перекусим, а там спустя время какое к шалашу вертанёмся, осмотримся.
Подельники тихо и неспешно ели, костёр не разводили, иначе привлекут дымом. В лощине бил небольшой ключ, он махоньким ручейком сбегал в сторону речки и наверняка дополнял её своим мизерным, но всё же стабильным дебитом, так что утолить жажду было чем. Чистая как слеза вода, холодная до ломоты в зубах. Перед заходом солнца посвежело, и друзья, облачившись в тёплую одежду, продолжали ждать. Прикинув, что кто бы то ни проживал в шалаше, появятся к заходу солнца, в это время и в самый раз приблизиться к таёжной стоянке.
Небесное светило коснулось горизонта, и компаньоны, проверив, надёжно ли привязаны лошади, двинулись в сторону шалаша. При приближении услышали голоса. Разговаривали два человека вполголоса, говор слышался возбуждённый. Подкрались ещё ближе, так и есть — двое. Один высокого роста, здоровяк зрелого возраста мужчина, второй моложе, худощавый и ниже напарника, оба обросшие, в изрядно поношенной одежде, сбросили с себя мешки и тут же присели у шалаша. Сделали самокрутки, закурили.
— Повезло нам, Харитон, какой день подряд удачливый, словно картошку из лунок, самородки вытаскиваем! — сказал худощавый, он сидел спиной к притаившимся Лаптеву и Никитину.
Второй, названный Харитоном, сделав несколько затяжек и выпустив дым, ответил:
— Только б с приисков никто не наведался, а как намоем сполна и двинем отседова, до сентября управиться б, там заморозки пойдут, ночевать худо станет, остудиться можем, а нам телепать и телепать до дому. А у костра обогреваться — себя обнаружим, мал-мала кашу варим и чай кипятим и то ладно, до хат вернёмся, там уж и отъедимся.
— Если с такой прибылью, как в последний десяток дней, так и раньше прекратить мытьё можно.
— Можно, Емельян, и раньше, коли пришло золото, тут жадность проявлять не будем, вовремя уйти, а на следующий год уже знаем, где ямки богатые, все наши будут, под голик подметём.
— Шурин мой, Петро Щербаков, рассказывал, бывал он с братом в этих местах года четыре назад, по Хомолхо старались, золото есть, но приисковые выгнали, золото и лотки забрали, ладно, что отпустили, а то б как Жидкова Ваську калекой сделали, то полицейские были.
— Ноне вроде от властей нет никого, они в Олёкминске и на Маче.
— А нам повезло, напали на жилу золотую.
— Это да, супротив не сказать, подфартило. — Харитон поднялся и притушил свою самокрутку. — Довольно, подымили, усталь немного сбросили, намыв сложим, пожрать да на сон грядущий, завтра пред зорькой вставать.
Емельян бросил курить и тоже поднялся. Вдвоём извлекли из котомки небольшой наполненный мешочек и направились с ним к пню, что одиноко стоял поодаль от шалаша. Отвалили толстый кусок дерна, чуток подрыли землю под толстым корнем и извлекли кожаный мешочек размером с фут по ширине и в два фута в длину. Судя, как подняли — содержимое увесистое.
— Вот те на! — прошептал с восторгом Лаптев. — Гребут мужички не хуже нашего. Прибрасываю на глазок, так больше десятка фунтов потянет.
— Не нашенские, заезжие, — вглядевшись в лица, определил Никитин.
— Ага, чужие копатели.
— Поглядеть бы, где их закопушки? Судя по мешочку, гнездо нашли богатое, прямо клад открыли, нам самим почистить не помешает.
— И почистим, Васька, этим уж непременно займёмся, как дух из них выпустим. А найти их работу будет не сложно, наверняка малой бутарой моют в Хомолхинке, в кустах инструменты прячут.
— Думаешь сразу положить или словом перекинуться?
— В живых оставлять резона нет. Где появятся, так пальцами в нашу сторону укажут, языком по пьянке взболтнут, к тому ж люди не местные, искать никто не кинется, нам спокойней будет. Сколь таких бродит по речкам, друг дружку не знаючи.
— Так и давай сразу стрельнём, а то смеркается.
— Для начала одного положим, бугая, с этим без ружья нам не совладать.
Тем временем Харитон и Емельян, сложив своё богатство в тайник, привели у пня землю в порядок и прикрыли пластом дерна. Вернулись к шалашу, развели небольшой костёр из сухих веток, принялись подогревать с утра сваренную кашу, и она быстро подоспела,
