уж и многодетный.
Причём, он сам в это ещё верил. Вернее, ему просто-напросто были известны некоторые факты, о которых не знала София, и на их фоне сейчас он ещё точно многодетным не был.
– Мэтт, мы можем встретиться и как-нибудь поужинать вместе?
– Ты знаешь, нам особо детей не с кем пока оставлять. Пусть хоть немного подрастут, и тогда можно будет няню.
– Мэтт, я бы хотела встретиться наедине.
– Зачем?
– Нам нужно поговорить.
– О чём?
– О многом. О жизни, в основном. Нам давно уже надо это сделать, ты ведь и сам понимаешь.
– Да честно говоря…
Он хотел сказать «не очень», но передумал.
– Честно говоря, у меня совсем нет возможности. Ива работает по будням, а после работы и на выходных возится с детьми, конечно, но я бы не хотел оставлять всех троих на неё, ей нужен отдых, особенно сейчас.
– У них что, по году разница?
– А… нет. У Эмине и …
Тут он осёкся, но быстро сообразил, как выкрутиться.
– У старшей и среднего два года разницы, а у среднего и младшей – год.
– Ты хотел сказать, у Брайсона?
Мэтт явственно ощутил деланное дружелюбие в этой фразе и как-то автоматически, интуитивно и без задней мысли прижал младшую дочь крепче к груди.
– Да, у Брайсона. Эмине, Брайсон Джуниор и Адель. Такой порядок. Насчёт имени… Софи, я понимаю, как это выглядит и да, согласен, что выглядит не очень. Но поверь, ничего плохого ни у кого на уме не было.
– Ты позволил ей назвать своего ребёнка именем нашего…
Теперь Софи даже не пыталась подделывать дружелюбный тон.
– Соф, это и мой ребёнок тоже. Эва предложила, а я согласился, потому что ничего плохого в этом не видел, точнее, видел хорошее, в том плане что… ты пойми, что больно было не только нам с тобой, Эва…
– Эва?
– Ива. Ива очень сильно винила себя, и я подумал, что так ей, может, станет легче. Она не настаивала, просто спросила, что я об этом думаю, и я сказал, что это всего лишь имя. Нельзя заменить одного человека другим, и никто не собирался, просто… я не знаю… в тот момент мне не пришло в голову, что ты об этом узнаешь, и что ты почувствуешь. Мне жаль.
Семафор переключился на пешеходный, к бровке подъехала женщина с коляской и попыталась самостоятельно её приподнять, чтобы преодолеть барьер.
София смотрела на неё с недоумением и даже с некоторым высокомерием – Мэтт это заметил.
– Подержи-ка, – попросил он и всунул ей в руки дочь. – И коляску придержи.
Сам он подошёл к женщине и затащил её коляску на тротуар. Молодая мама, конечно, рассыпалась в благодарности и улыбалась даже чересчур усердно для сложившейся ситуации, но Мэтт на это не обратил внимания. Ему вдруг вспомнилась Ива, подлетевшая к такой же одинокой в своей беспомощности матери, и улыбнулся про себя. Потом вспомнил о Софии и ухмыльнулся, тоже про себя.
– Страшно даже представить, какая должна быть у тебя популярность на детской площадке. От мамашек, наверное, отбоя нет!
София была отчасти права, но и неправа тоже была. Мэтт забрал у неё перепуганную и уже начавшую кукситься дочь и честно ответил:
– Знаешь, я настолько по уши в подгузниках и детском питании, что, даже если и было что, не заметил. До кровати еле доползаю. Эва… Ива много работает, у неё же ветеринарный бизнес, причём дела идут в гору.
– А у тебя не бизнес?
– Бизнес. Но терпеливый, – усмехнулся Мэтт. – А коровы, собаки и кошки не терпят, сама понимаешь. К тому же, Эва сейчас на пятом месяце… УЗИ, кстати, показало снова мальчика и мальчика… – на этот раз, он нервно хохотнул, – так что в следующем году дай бог выжить…
Он хотел разрядить остановку и перенести вынужденный разговор в тональность миролюбивой шутливости.
– Ива что-нибудь слышала о контрацепции? – насмешливо поинтересовалась София.
У Мэтта мгновенно пропало настроение шутить.
– Перестань, Софи. Ива… Эва не убивает. Она даёт жизнь. Иногда возвращает, когда может, и когда у неё получается. Но она никогда не убивает. Она не убивает даже возможность. Эти вещи контролирую я, и пятеро детей – это моё решение, мой выбор. Эва остановится, когда остановлюсь я.
Он не стал признаваться Софии в том, что они уже обсудили с Ивой возможность временной вазэктомии. Точнее, возможность обратимой вазэктомии. Это такой вариант для тех, кто в будущем может поменять решение и вновь решить завести ребёнка. Предложил сам Мэтт, поскольку презервативы его бесили, а радикально лишить себя возможности оплодотворять он ещё не был готов морально, очевидно, дети ещё не до конца его умотали. Он предвидел, что это всё-таки случится в следующем году, когда у него родятся ещё двое сыновей, но до конца не был уверен. В любом случае, Ива ответила, что её устроит любой вариант. Мэтт видел, что она устала рожать, хотя беременности и гормоны сделали своё дело – Ива выздоровела.
После вторых родов она неожиданно начала набирать вес. Что-то поменялось в её организме, поскольку в первые месяцы она просто перестала быть худой, а чуть позже и вовсе постепенно вернулась к тому весу, который, очевидно, и был заложен в её генах. Мэтт решил, что Господь Бог любит его, невзирая на все грехи, а иначе как могло случиться то, о чём он и мечтать не смел? Он знал, что о вкусах не спорят, но понятия не имел, что эти самые вкусы могут со временем меняться. Скажи ему кто-нибудь в двадцать пять, что в тридцать пять он станет млеть только от мысли о том, что вот-вот вернётся с работы жена, и он сможет, наконец, потискать её, пощупать, обнять и долго не отпускать, потому что её мягкое и уютное тело в прямом смысле сводит его с ума, он бы покрутил у виска. А теперь Ивины вернувшиеся неожиданно для всех формы стали для него фетишем, таким тактильным магнитом, что он, порой, просто был не в состоянии от неё отлипнуть.
Он не замечал ни растянутой на животе кожи, ни начавших появляться в уголках глаз морщин и заломов у её губ от усталости. Ива была для него самым важным, самым нужным и самым любимым человеком, а потому самым красивым. Ива была его любовницей, другом, партнёром,
