– Вы чего беспокоитесь? – огрызнулся Осборн. – Это моя шкура, а не ваша. Кроме того, их все равно не избежать теперь, когда я написал это проклятое заявление.
– Я беспокоюсь потому, что новый герцог уже побывал в аду дважды, и будь я проклят, если допущу, чтобы он снова попал туда. Ему больше не нужно сплетен и намеков. Благодаря вам и вашему отцу их уже вполне достаточно, чтобы задохнуться. А что до того, чтобы избежать вопросов, то да, вы можете их избежать. Но для этого вы должны покинуть город. Нет, вы должны покинуть Англию и, желательно, Европу. Вы должны отправиться туда, где от Англии вас будет отделять огромное пространство воды.
– Вы что, не в своем уме?
– Вполне возможно, – отозвался Ротуэлл, – но сейчас это не имеет никакого значения. Здесь, в Лоуер-Аддингтоне, вы уничтожены, Осборн. Вам и так не суждено было стать богатым, работая в этой захолустной деревне, а теперь и подавно, как вы прекрасно понимаете. Но например, на Барбадосе… Правящий белый класс там омерзительно богат, а медиков мало, и их уважают. Это то самое место, куда, я убежден, вам следует отправиться.
– Я вовсе не собираюсь отправляться в забытую Богом Вест-Индию! – вытаращив глаза, возмутился доктор. – Там жарко, огромные насекомые и ужасные инфекционные болезни. Нет, я требую встречи с герцогом!
– Именно поэтому там так нужны врачи, – пожав плечами, логически обосновал свое предложение Ротуэлл. – И незачем вовлекать герцога в такие действия, которые впоследствии могут быть истолкованы как противодействие суду.
– А как вы сами, Ротуэлл? – тихо усмехнулся доктор. – Ставите себя выше закона?
– Давайте скажем так: я уверен, что могу более ревностно, чем ваш малокомпетентный мировой судья, защищать интересы семьи Вентнор. – Слегка улыбнувшись, Ротуэлл достал из кармана сюртука сложенный лист бумаги. – И английский закон, как я давным-давно понял, часто склонен защищать преступника, а не жертву. – Он протянул бумагу доктору.
– Что это?
– Подписанный мной договор, гарантирующий вам билет на фрегате «Семь футов» «Невилл шиппинг», – ответил Ротуэлл. – Каждую неделю в этот день он отчаливает с вечерним приливом из вест-индских доков. Вы поплывете на нем до Барбадоса, доктор Осборн, или будете иметь дело со мной. А мне в отличие от моего друга герцога нечего терять.
– Но… это же нелепо! – Осборн стиснул зубы.
– Между прочим, – продолжал Ротуэлл, – помните, что на тот случай, если вы, пребывая на Барбадосе, попробуете совершить какое-либо злодеяние, у нас есть копия вашего признания. Нельзя сказать, что я не пользуюсь здесь определенным влиянием, и, несомненно, прослежу за тем, чтобы вы понесли наказание по всей строгости закона.
– Вы считаете меня виновным в убийстве, – с оскорбленным видом заявил Осборн.
– Я думаю, вы виноваты как пить дать, Осборн, – по крайней мере в невнимательности, – ответил Ротуэлл. – Но герцогу и герцогине уже и так хватает злословия. Этот человек для меня как брат, так что можно сказать, что это мой свадебный подарок ему. Я избавляю его от всех этих проблем.
– Ваш свадебный подарок? – Осборн иронически фыркнул. – Значит, он ее уговорил?
– Надеюсь, что сейчас уже да. – Ротуэлл презрительно взглянул на него и поднялся с кресла. – Или, быть может, она уговорила его. В любом случае, Осборн, вашей она не станет никогда.
– Вы думаете, я этого не понимаю? – Лицо Осборна побелело от ярости. – Думаете, не понимаю? Что ж, пусть он ее получит. Она хрупкая, как севрский фарфор, так что желаю ему счастья. Во всяком случае, я никогда не стремился заполучить ее и никогда не буду грустить о ней. Никогда.
– Хотелось бы, чтобы мама снова сделала за вас грязную работу, да? – Ротуэлл грубо рассмеялся. – Нужно обладать огромной наглостью, чтобы до сорока лет прятаться за женской юбкой. – Осборн начал вставать из кресла, но Ротуэлл, подняв ногу, поставил сапог ему на грудь. – Ни слова больше, доктор, иначе вам удастся убедить меня, что вы совсем не так глупы, как стараетесь казаться. Теперь, сэр, я хочу получить от вас заверение в том, что вы отплывете на «Семи футах» и впоследствии ваша нога никогда не ступит на землю Англии.
– Или что? – заносчиво спросил Осборн. – Натравите на меня мирового судью?
Ротуэлл наклонился совсем близко к нему, желая, чтобы Осборн увидел его зрачки и всей своей кожей ощутил его гнев.
– А теперь послушайте меня, сэр, внимательно, – тихо произнес барон. – Мировой судья – это самый последний инструмент, необходимый для того, что можно сделать с вами. – Убрав сапог, он увидел, что Осборн дрожит, и понял, что выполнил свою работу. Широко распахнув двери, Ротуэлл отправился в долгий обратный путь через деревню и вверх по склону холма.
Эпилог
Как сообщали газетные колонки светских новостей, герцог и герцогиня Уорнем обвенчались в прекрасный осенний день в загородном имении знаменитого маркиза Нэша. Много внимания газеты уделили тому, что герцогине удалось восстановить свое прежнее положение в обществе, и тому факту, что герцог является внуком Малахии Готфрида, еврея-ростовщика.
Но чего не сообщали газеты, так это того, что на невесте было небесно-голубое платье под цвет ее глаз, и что молодожены до полуночи танцевали под звездами, и что им обоим было абсолютно все равно, что о них писали или говорили. Во время свадебного обеда подавали жареного осетра, свежие креветки и очень дорогое шампанское; не единожды, а по крайней мере полдюжины раз пили за старого Малахию, большей частью по инициативе семьи Невилл, которая была среди главных наследников его исключительной мудрости.
После того как солнце село, лорд Нэш приказал устроить фейерверк и подать на стол изысканные сладости. Его молодая жена, стараясь не обращать внимания ни на бисквиты, пропитанные вином и покрытые взбитыми сливками, ни на пирожные, плавно двигалась среди гостей, старательно прикрывая шалью свой живот, и настойчиво пыталась не дать брату флиртовать с приемной матерью невесты – женщиной, походившей на неопытную девушку лет двадцати, которая, совершенно очевидно, имела склонность к мужчинам с демонической внешностью. По-видимому, лорду Суинберну суждено стать рогоносцем в этом позднем браке.
– Я пыталась отвлечь Кирана, но он совершенно неуправляем. Я даже просила, чтобы он сам проводил меня в дом, – тихо сказала Ксантия Гарету, когда вечер близился к концу, а затем обернулась к Антонии и быстро поцеловала ее в щеку. – Дорогая, я так рада, что вы оказали нам честь и устроили свою свадьбу в нашем доме. Надеюсь, что с этого дня ты будешь считать меня сестрой, так же как Киран и я считаем Гарета своим братом.
В ответ Антония тоже поцеловала ее. Она не собиралась любить леди Нэш, но ее возражение прозвучало бы вызовом.
– Гейбриел, тебя все, кроме меня, называют Гаретом? – спросила она мужа, когда они в темноте шли к дому. – Для моих ушей это имя звучит странно.
Он только крепче обнял Антонию за талию и долго ничего не говорил.
