не посмеет смотреть, – процедила она сквозь зубы, рывком затягивая шнуровку. – Но так лучше… Друг Сэрим?
– Я всё улажу! – крикнул тот в ответ, махнув обеими руками. И задрал голову к небу: – Ух, ну и красоту ты навела! Отродясь здесь такого не бывало. К приятелю я, пожалуй, один наведаюсь. Вернусь на закате… А ты сама-то назад дорогу вспомнишь?
– Киморты ничего не забывают.
– Уж вижу, – пробормотал Сэрим ей вслед. – Такую кто остановит, н-да… Ну-ка, глянем, как там поживает Себир-Илим арх Ашри. Поди, рад, что хоть жив остался.
Под ливнем улицы Кашима почти опустели. Других кимортов в округе то ли не нашлось, то ли они решили не вмешиваться, но потоки дождя выполаскивали город целый час, постепенно иссякая. К тому времени Фог беспрепятственно добралась до квартала иноземцев, отыскала гостевой дом и привела Сидше в свою комнатку. За весь путь он не обмолвился ни единым словом, шёл быстро, не запинаясь, но головы не поднимал.
– Хозяин, сделай милость, приготовь сытный обед на одного… на двух человек. И горячего чаю, пожалуйста.
Северян ловко поймал серебряную монетку. Если он и удивился тому, что учёная-киморт вернулась с другим спутником, то ничего не сказал, даже виду не подал.
Очутившись в комнате, Фог отпустила наконец руку Сидше – пальцы свело, и разогнуть их удалось с трудом – и откинула крышку сундука. Среди сокровищ, пожалованных ей в Дабуре за исцеление от чёрной болезни, было множество камней, драгоценных и полудрагоценных, разной чистоты. Некоторые из них годились для работы с морт, но большая часть могла пойти только на поделки. Один из них, мутно-голубой кристалл с мужской кулак величиной, в Ишмирате разве что резчику бы отдали – пиалу для вина выточить, но для грубых преобразований он тоже подходил. Фогарта подбросила его в воздух, поймала на лету облаком морт, вкладывая стремление – и раскатала в тонкое, плотное, но лёгкое полотно; подумав, раскрасила его в любимый насыщенно-синий цвет, и вылепила наскоро свободную хисту вроде той, что любил носить Алаойш. Неловко подхватила её, глянула, не просвечивает ли где ткань – и пихнула Сидше в руки, буркнув себе под нос:
– Вот, надень. Моя тебе тесновата, да и смотрится глупо... Да и намокла она. Дай, высушу, что ли, – закончила она совсем тихо.
Колени подкосились, и, скрывая слабость, Фог присела на краешек сундука, продолжая перебирать дары из Дабура.
«Хоть на что-то они сгодились».
– В драгоценные камни меня ещё не обряжали.
Голос Сидше звучал нормально. Хрипловато, словно из-за простуды или сильного напряжения; речь была спокойной, ясной, без дурманной заторможенности и без прерывистости, как случается, если человек долго молчит.
– Этот не драгоценный, поделочный. Но морт хорошо впитывает, – отозвалась Фог, чувствуя, как к горлу подступает. Золотые монеты выскользнули из пальцев и упали на дно сундука к другим сокровищам. Она вцепилась рукой в крышку сундука и сгорбилась, пытаясь подавить дрожь, но глазам стало мокро, жарко – и слёзы потекли по лицу. – Ну как же… как же так? Ладно, я – я ведь глупая, жизни не знаю… Но ты-то? С тобой-то так почему?
Только теперь, кажется, до неё доходило в полной мере: то, что произошло с ней, могло случиться с любым. Вообще с любым – с правым, с виноватым, с умным, с наивным…
Не было понятия «поделом»; не было слова «заслужил».
Была только подлость, а перед ней каждый уязвим.
– Ты правду от лжи отличать умеешь? – спросил Сидше вполголоса.
Хлопнула мокрая ткань, словно её встряхнули, распрямляя, а потом отсыревшая хиста легла на крышку сундука.
– Если человек сам знает, что врёт – да, – откликнулась Фог и шмыгнула носом. – Если он заблуждается, то нет… А ты соврать хочешь? Тогда не объясняй ничего лучше. Мне всё равно.
Вжикнула шнуровка на новых одеждах – видно, Сидше утягивал рукава под свои запястья.
Молчал он долго, а когда заговорил, то прежних вкрадчивых ноток и следа не осталось.
– В Шуду я встретил одну женщину. Она спросила меня о… об особом товаре, который был на борту «Штерры». Я ответил, что потерял его, но готов возместить затраты. А когда проснулся в следующий раз, то был уже в клетке, а почтенный торговец показывал мне бумагу, согласно которой я сам себя продал, чтобы расплатиться с долгами. Он клялся, что я сделал это при свидетелях, и ещё три весьма уважаемых человека охотно подтвердили его слова. Правда, – он усмехнулся, – они не смогли определиться, в каком городе это произошло, в Шуду или в Кашиме. Но, так или иначе, как можно не поверить уважаемым людям?
Фог не оборачивалась, но чутко прислушивалась к малейшим изменениям в морт. Признаков лжи она уловить не смогла, хоть Сидше явно что-то недоговаривал.
– Что за женщина такая, ты, конечно, не скажешь, – буркнула она, вытирая лицо тыльной стороной ладони. И – окаменела, когда пришла вдруг неожиданная идея. – Дуэса. Это была Дуэса Шин-раг, да? Ты ведь её давно знаешь… А насколько давно? Тот шрам на спине тоже оставила она?
Дышать отчего-то стало трудно, словно воздух застревал в груди.
– Который шрам?
Этот ответ поведал Фог больше, чем мог бы любой другой.
Раздался деликатный стук в дверь.
– Ясноокая госпожа, обед вам в комнату подать или вы вниз спуститесь? – звонким
