том, что они силовики, они умеют захватить объект, взорвать, убить – но что делать после этого, они не знают, – пояснял племянник, – планы у них грандиозные. Кто-то должен их озвучивать, кто-то должен работать с информацией, медиа и журналистами. Вот он и вспомнил о нашей компании, о тебе. Пора возвращаться.
Временем «Ч» назначили день выборов: мы должны были сорвать голосование, для этого спланировали действия непрофессиональных групп вроде нашей. В этом хаосе вчерашние сотрудники службы безопасности и внутренних войск должны были захватить административные здания, телекомпании, радиостанции, заблокировать въезды в город и военные части.
После возвращения из Банановой республики – на этот раз через поля на внедорожнике – я оказался нелегалом в своем собственном городе. Таких же людей, перешедших в подполье, уже были сотни, а то и тысячи.
Срыв выборов президента и местных властей не оставлял центру шансов даже на формальное признание результатов, а стремительный захват важнейших объектов означал бы новый переворот, только на этот раз – в наших интересах.
В случае удачного исхода мы приходили к той же ситуации, что и полуостров, который теперь готовился к референдуму по вступлению в соседнюю Федерацию. Несмотря на то, что большинство из наших сторонников поддерживали такой исход событий, были и те, кто противился, – мне наиболее правильным исходом виделось укрепление позиций в нашем регионе и восстановление законной власти в столице. Впрочем, переход в Федерацию меня тоже вполне устраивал – это было уж точно куда лучше сыроделия в селах Банановой республики.
Наша группа должна была сорвать голосование в городской тюрьме: это был один из самых крупных избирательных участков при условии полной зависимости избирателей от начальника учреждения, который напрямую подчинялся столице. Предугадать результат до такой степени справедливого голосования было несложно, наши знакомые из криминалитета уже рассказали о проведенной в тюрьме «агитационной» работе – естественно, все заключенные должны были голосовать за кандидата от националистов. Впрочем, реальных соперников ему на этих выборах даже не было: они или сидели в тюрьмах, или подались в бега.
Длинный поселил меня практически в центре города у своей подружки: уже несколько месяцев она жила у него, а квартира с отдельным входом не привлекала ненужного внимания соседей. Второй выход во двор и окно на соседнюю улицу также давали простор для маневра, кроме того, как пояснил племянник, сил и сотрудников полиции, и службы безопасности уже попросту не хватало для проведения каких-либо новых поисков: они либо ходили по уже известным адресам в безуспешных попытках разыскать бежавших, либо занимались беспрерывными обысками и расспросами.
Впрочем, минимальные меры предосторожности мы соблюдали: по телефону ничего не обсуждали, на улицу я не выходил, аккаунты в соцсетях не использовал.
С «продюсером» Седым, который на самом деле оказался мятежным сотрудником госбезопасности, мы пока так и не виделись, однако племянник весьма подробно рассказал о его планах и задачах для нас – фактически, речь шла о создании министерства информации в самопровозглашенном правительстве. Несмотря на дальнейшее обострение нашей криминальной репутации при таком исходе событий, а на этот раз речь шла уже о статьях «угроза территориальной целостности страны» и других подобных, я понимал, что это государство уже не выполняет своих обязанностей, оно лишь хочет сжить меня со свету и его «программа минимум» в отношении меня заключается в изгнании из родного города. Поэтому выбор был прост: или стать сепаратистом по версии националистов и остаться на своей земле, или уйти скитаться по миру, признав свое поражение.
Вечером накануне дня выборов приехали Бегемот и длинный. Они пригнали мой мотоцикл, а из черного пакета длинный вывалил на стол три пистолета знакомой системы, обоймы и патроны к ним.
– Племянник сейчас с остальными решает, инструктирует, – сказал Бегемот.
Знакомые племяннику наблюдатели за ходом голосования на участке обещали сообщить о выезде из тюрьмы машины с бюллетенями, мы же должны были заблокировать ее и уничтожить мешки с бумагами – фактически, речь шла о вооруженном грабеже. Таких налетов примерно в тот же час в городе должно было произойти с добрый десяток, для большей мобильности мы выбрали мотоциклы. В налете участвовал и один грузовик, который должен был оттеснить автомобиль охраны, а в идеале и скинуть его на обочину. После целой серии таких атак в бой вступали группы Седого, которые захватывали городскую администрацию и другие ключевые учреждения.
Мы почистили и проверили оружие, а в гараже внутри двора сняли декоративный пластик и номера с мотоциклов. Грузовик, кстати, по дешевке купили у нашего бывшего тренера по боксу, который еще в начале обострения событий уехал из города – парни просто сделали ему перевод, а он переслал ключи. С автомобиля тоже сняли номерные знаки.
– Кстати, много людей уезжает, ты сейчас на улице не бываешь, не видишь, во что город превращается, все чувствуют, что надвигается что-то нехорошее, – печально говорил длинный.
Мы договорились, что после того, как грузовик оттеснит машину сопровождения, мы держимся либо с правой стороны автомобиля с бюллетенями, либо сзади: во-первых, стрелять приходилось, удерживая оружие левой рукой, поскольку ручка газа и переднего тормоза управлялись правой, во-вторых – чтоб не попасть под перекрестный огонь друг друга и не прострелить вместо шин автомобиля свои собственные.
Планировать остальные моменты было бессмысленно – слишком много неясного оставалось в этом дерзком плане.
Даже выход на свежий весенний воздух родного города после нескольких недель в квартире пьянил – а уж мотоцикл подо мной казался крыльями, на которых я несся навстречу свободе. Знаменитый район города – тюрьма, а напротив старое кладбище – словно сам намекал на возможное укрытие. Через разрушенную секцию забора мы въехали на территорию мертвых и понеслись по темным аллеям. Грузовик уже стоял припаркованным недалеко от выезда из тюрьмы, мы должны были выскочить на дорогу несколько дальше по направлению движения кортежа с бюллетенями – он направлялся в сторону центра, в здание избирательной комиссии в одном из корпусов администрации города.
– Слушайте, ну эти выборы можно было и не срывать, наверное, явка сорок процентов будет максимум, это ниже всех городов по стране! – восхищался Бегемот, попыхивая сигарой в кладбищенской темноте, и продолжал тыкать пальцем в мотоперчатке в экран телефона, выискивая новости.
Мы стояли на аллее, идущей вдоль невысокого забора. Немного подтянувшись на каменном заборе, можно было увидеть «колючку» высоких тюремных стен через дорогу. Чуть поодаль от нас была калитка, через нее мы могли выехать на дорогу после условленного сигнала. Пистолет крепко сидел в кобуре под левую руку выше пояса, патрон был в затворе, достать
