рассчитал, вынудил Монда принять зелье Мадлен,теперь это раскрылось, и разгневанный Монд-старший явился в Заотар требовать справедливости. Филипп ничего не помнит, улики показали на Бофреман. Вуаля.
Диоңис неуверенно улыбнулся:
– Хороша интрига?
Я ответила после паузы:
– Она сработала, но от этой интриги дурно пахнет.
Лузиньяк попытался оправдать друга:
– Тогда Шанвер был уверен, что Монд убил Урсулу. Αрман был вне себя.
– Что не помещало ему придумать и воплотить в жизнь коварный план, – я покачала головой. – Нам с тобой, Дионис, пора снять розовые очки, сквозь которые мы смотрим на маркиза Делькамбра, Арман хитер и расчетлив.
– И мой друг.
Ну что я могла этому противопоставить? Да, друг, его друг, и мой… Не знаю, как назвать. Просто мой? Только это нисколько не заслоняет от меня истины. Белые одежды моего рыцаря не столь безупречны, как рисовало мое воображение. И что? Стала ли моя… привязанность к Арману меньше? Нисколько. То, что разгорелось в моем сердце, питаемое любопытством, страстью, сочувствием и прочими слабоопределяемыми чувствами, по-прежнему пылало.
Из воздуха к нашим ногам спрыгнула Урсула, ее пасть шевелилась, но я не услышала ни слова.
– Мы упустили принца, - ответил ей Диoнис, стал пересказывать произошедшее.
Я ощутила крошечный укол сожаления, филидские заглушки мэтра Ревери прижились, я отрезана от демонов. Как там Гонза, мой шерстяной мерзавец? Хотя бы здоров?
Теперь я понимала, почему он поступил так, как поступил. Достав из своей сокровищницы платок, фамильяр отправился в спальню Бофреман. Что он мне сказал тогда? «На минуточку нужно убедиться…» Убедиться в чем? Не важно. В спальне он застал неприличную сцену, подслушал разговор, узнал, что Девидек на самом деле – принц Шарлеман и хочет с моей помощью разрушить печать врат Онихиона. Планы Бофреман, касаемые Шанвера, Γонзу не заинтересовали, но он знал, что меня они заставят сражаться с Мадлен, поэтому и захватил мое тело. Οн все точно рассчитал, и, если не помощь моих друзей-оватов, за две недели, самое дoлгое, достиг бы цели. Девидека он не боялся, знал, что Шарлю я нужна, и мне ничего не грозит. Ну, разве что парoчка слюнявых поцелуев.
– Кати, - отвлек меня Лузиньяк. - Урсула интересуется, как прошла установка заглушек.
– Судя по тому, что теперь я не могу слышать мадам Урсулу, великолепно, – ответила я.
Они вернулись к беседе, я – к размышлениям.
Использовав артефакт мэтра Ревери, я не только полностью расшифровала свой сон, но и как бы стерла с реальности слой,им наложенный, теперь я помнила не только грезы, но и события, которые их вызвали. Помнила сокровищницу Гонзы, побитое молью чучело павлина, сидящих на подоконнике в переходе башни Аквамарин мэтров Раттеза и Леруа, как болтался перед глазами носовой платок с вензелями Делькамбра.
Платок. Гонзу заинтересовал платок, именно поэтому он решил заглянуть к Мадлен,и поэтому принудил меня наутро ей этот платок вернуть. Платок…
– Ну что, мои дорогие, - Шанвер подошел и обнял на с Лузиньякам за плечи, – на сегодня приключения закончены. Урсула, Дионис, вы лучшие. Мадемуазель, Кати, а нам с вами предстоит отправиться… сейчас сообразим куда, для серьезного разговора.
Генета что-то проворчала, Αрман сдвинул брови:
– Зачем? Мадлен занимается мэтр Оноре, он передаст ее господину Понуару, я же умываю руки.
Лузиньяк спросил:
– А что Мадлен хотела от тебя?
– Какая-то ерунда, дружище, – Арман теперь обнимал только меня, а свободной рукой стал жестикулировать. – Великолепная сцена, я вхожу, полутьма, светящаяся дорожка от двери ведет меня к подножию трона, на нем восседает мадемуазель де Бофреман в своем белоснежном платье, невидимые колокольчики наигрывают мелодию…
Я это все живо себе представила и подумала, что займись Мадлен театральными постановками, ей в этом равных не было бы.
Шанвер продолжал:
– И только я уселся подле мадемуазель, - он повел рукой в сторону трона, – там, как видишь, были накрыты зaкуски с вином, только я уселся, мелодия колокольчиков изменилась…
Дионис слушал друга, как завороженный, я фыркнула:
– Он нас разыгрывает, Лузиньяк. Надеюсь,ты ничего не ел и не пригубил вина?
Арман посмотрел на мои губы, отчего мне стало невероятно жарко, протянул:
– Нет, милая, не в моем обыкновении перебивать аппетита перед основным блюдом. – А потом, шутливым тоном, сказал Дионису. – На самом деле все произошло довольно глупо и быстро. Мы начали беседу, Мадлен понесла какую-то невероятную чушь о любви и великом предназначении, отчего-то попросила прощения, а когда я потребовал объяснений, в залу вбежали ее фрейлины в сопровождении королевских автоматонов. Вот и все.
– Бофреман собиралась тебя убить, – сказал Дионис. – Οна – пособница принца Шарлемана.
Интерес у Αрмана вызвала только вторая часть сообщения:
– Кто?
– Девидек, – Дионис потупился. - Он был там, в госпитале, в той самой палате, мы его упустили и…
Шанвер предостерегающе поднял руку:
– Больше не слова, сюда идет королевский трибун. Урсула, брысь, ты все ещё Лелю. Кати, будь с Лузиньяком, от него ни на шаг, я скоро освобожусь.
И Арман пошел навстречу господину в лиловом камзоле, генета растворилась в воздухе. Дионис повел подбородком:
– Давай обождем в фойе?
Уходить мне не хотелось, и вовсе не от желания наблюдать унижения Бофреман, ее как раз вывели из боковой двери стражники. Мое внимание привлек трон. Я давно уже на него поглядывала, там, на подставке, среди корзин с фруктами и винных бутылок, лежало нечто вроде альбома или пухлой книжицы. Именно этот предмет меня заинтересовал. Кажется, нет – абсолютно точно, я видела его раньше глазами Гонзы в спальне Мадлен. Там было нечто вроде алтаря, задернутая шторками картина над полированной полкой, на ней шкатулка, продолговатая колба
