Простите. Так нужно. Ради тех, кто останется.
Духи не ответили. Лишь Источник запульсировал, забился вокруг меня, выталкивая на поверхность не только меня самого, но и огромный потенциал силы.
— Что он…
— Уходим! — рявкнул Юсупов, почуяв неладное. — Он готовится к удару.
— Но грозный час борьбы настал, — ревел я. — Коварный враг на нас напал…
Я перестал чувствовать свое тело — каждая клеточка взрывалась от перенасыщения энергией. Я засветился так ярко, что и сам ослеп. Лишь увидел, как метнулась в сторону ткань балахона Юсупова. Он потянул за собой… кажется, Воронцова. Остальные вскинули руки — кто-то ставил “Покров”, иные начали бить по мне боевыми заклинаниями.
— И каждому, кто Руси сын, — пел я, слыша свой голос лишь в голове, — На бой с врагом лишь путь один…
Я закричал. Из моих рук вырвались два потока света — прошивая наспех созданные барьеры, поднимая к потолку крошку, пыль, клубы дыма…
— Миша! — слабо позвали в стороне. — Ми… Миша…
Денисов!
Я повернул к нему голову, но плохо мог разглядеть его из-за сияния. Константин полз ко мне, на ходу выковыривая из своего светящегося венца камни-дымовухи.
— Миша, беги. Сообщи остальным. Я… Я тебя прикрою.
— Нет.
— Не будь дураком, — прохрипел Денисов. — Ты знаешь их лица. Ты должен успеть рассказать…
Я не успел ничего ответить. В нас полетела огненная стена “Жар-Птиц”, и я едва успел переконфигурировать силу в защитный блок. Костя приподнялся, размахнулся и швырнул в сторону аспидовцев свои дымовухи. Коридор тут же заполнил едкий непроницаемый дым.
Дурак. Они ведь тоже могли воспользоваться моментом и попытаться уйти. А я ведь даже не мог передать, что был запасной выход.
— Да чтоб тебя!
Я собрал остатки силы, быстро сотворил “Борей” и развеял мощным потоком ветра нанесенный дым. От такой тяги добравшийся до второго этажа огонь разгорелся еще сильнее. Но он был еще далеко, в конце коридора.
Троих аспидовцев сбило с ног моим заклинанием, и я, издав нечленораздельный боевой клич, ринулся к ним.
— Суки! Твари поганые! Получите за все!
Сила наконец-то прорвалась чистым потоком. Я уже не мог ее контролировать — не хватало самоконтроля. На какой-то миг эмоции захлестнули меня так сильно, что Источник сам прорвался на поверхность через меня.
Денисова снова отшвырнуло, и на этот раз он уже не шевелился. Позади меня были слышны крики.
— Не уйдете, сучье племя! — ревел я, обрушивая гнев и ненависть на выход к черной лестнице.
Стена обвалилась, обломки преградили дорогу к бегству. Прямо как я и хотел.
Кто-то из аспидовцев выругался.
— Надо было добить его еще тогда.
— Поздно, — улыбнулся я кровавой улыбкой. Хлынувшая из носа кровища залила мне рот и подбородок, но я понял это лишь по металлическому вкусу во рту. — Мы все сдохнем здесь, и я заберу вас с собой.
Это было похоже на финальную сцену какого-нибудь боевика — среди обломков, пожарища, в смертельной опасности. Мне было впору чувствовать себя “хорошим парнем” против всех плохих, но моя судьба мало походила на сценарий голливудского фильма.
Я просто хотел, чтобы все это наконец-то закончилось. Любой ценой.
Меншикова и Строганова пытались расшвырять камни, чтобы расчистить путь к черной лестнице. Я как мог отбивался от града заклинаний, стараясь прикрывать заодно и Денисова. Парня опасно накрыло обломками, и я сомневался, что его хребет был цел.
А еще мои силы заканчивались. Источник иссякал. Он отдал мне все, что можно было взять — и этого не хватило. Аспида брала числом.
Воронцов и Юсупов двинулись на меня, надеясь отшвырнуть и пройти к основной лестнице. Пожар приближался. Дышать становилось все труднее, несмотря на выбитые в окнах стекла. Жирный дым застилал глаза. Трещали перекрытия, горели ковры и шторы. С улицы доносились крики людей, вой сирен и короткие приказы городового.
— Не пущу, — рявкнул я и выставил перед аспидовцами стену огня. — Сгорим вместе.
— Тупица! — крикнул князь.
И тут что-то сбило меня с ног. Я инстинктивно активировал “Берегиню”, но заклинание не успело встать, и я отлетел в стену. Голова встретилась с чем-то твердым и острым. Я вскинул было руки, чтобы защититься, но… конечности уже не слушались.
За посыпавшимися из глаз искрами пришла лишь тьма.
— А ну подымайся, юнец малахольный!
Что-то грубо ткнуло меня в бок, и я поморщился от боли.
— Давай-давай, чего развалился-то? Глазки открываем, новый день встречаем…
Голос казался смутно знакомым, но даже это не заставило меня разомкнуть веки. И все же собеседник не сдавался. Что-то огрело меня по хребтине так, что я подпрыгнул, словно шуганный кот.
— Хорош… — слова застряли у меня в горле. Точнее, там, где должно было располагаться горло. Потому что телесной оболочки у меня не было, а находился я под раскидистым белым деревом, из дупла которого на меня взирал уже знакомый мне дух прапрапрадеда.
— Это тебе хорош отдыхать, наследничек! — недобро усмехнулся дед. — Кто дела делать-то будет?
Я принял сидячее положение, хотя все еще не особо себя ощущал в этой реальности. Но вот болевые рецепторы отчего-то работали как часы — ломило все тело, и особенно отличилась голова.
— Так, дедуль. Ты поясни, я совсем помер или вы меня на ковер вызвали за нецелевое израсходование драгоценной силы?
— Ишь чего, помирать он собрался, — прошамкал пращур. — Тебя сюда выкинуло вместе с силой, которая вернулась в Источник. Ты же с ней соединился, стал единым потоком. А обратно располовинить вас можно только здесь.
Значит, не умер. Уже хорошо. Видать, моя телесная оболочка валялась где-то на втором этаже Юсуповского дворца среди обломков и пожара, а враги и Денисов…
Хороший вопрос, что с ними стало.
— Все, пора и честь знать, — торопил меня дед. — Давай, полезай на дерево и вертайся в мир. А то завел привычку тут шастать как у себя дома.
Я усмехнулся.
— Так я же вроде и правда у себя дома. Это же наше родовое Древо…
— Поумничай у меня еще тут. Лезь. Я сказал! Мало времени у тебя, соколик. Мало!
Предки никогда просто так не вмешивались. И не говорили попусту. И если гнали прочь, значит, так было нужно. Я послушно полез на дерево и уже привычно принялся карабкаться по стволу и веткам, пока сияние огромного шара в небе не притянуло меня к себе…
Я распахнул глаза ровно в тот момент, когда шлепнулся на что-то твердое и мокрое. Очень мокрое.
— Гаврил, ну осторожнее! Героя же несем как-никак…
