человеком. Он сказал ей: “Лена, ты толстая. Ты весишь целых 45 килограмм. Что с тобой к 40 годам будет?” Я говорю: “Ленка, я бы убила!” Она так свысока на меня посмотрела и ответила: “Я же леди! Я покрыла его хуями”».
«Дорогой, любимый Игорь Миронович! Это Вам по Цельсию 81, а по Фаренгейту – 50!»
«Ваши стихи вроде водки в двенадцать лет – после первой нужно быстро выпить вторую, и тогда не страшно и очень нравится».
«Из жизни. Я врач. В 1963 году сдавали экзамен по анатомии. Студентке попал вопрос о мужском члене. Она постоянно говорила – “мужской половой орган”. Преподаватель попросил сказать короче. Она затравленно посмотрела на него и говорит: “Хуй”».
«Мата нечего бояться, мат на то и матом стал, чтобы людям изъясняться словом чистым, как кристалл».
«Из разговора, услышанного перед выступлением. “Надо сходить в туалет, а то, возможно, хохотать придется”».
«Игорь Миронович, раньше Вас очень любил мой дедушка. Два года назад он ушел. Теперь Вас люблю я. Спасибо Вам!»
«Уважаемый Игорь Миронович! Моя мама странная – она покупает и читает с упоением все Ваши книги, а потом говорит: “Не люблю я этого Губермана!”»
«Есть дамы столь высокого полета,
Такой в глазах сверкает холод стали,
Что пропадает напрочь вся охота
К общению умов и гениталий».
«В детстве я была добрым и светлым ребенком, а потом я повстречала Ваше творчество. Вы испортили меня. За что большое вам спасибо!»
«Вам 80, а Вам и не дашь! Хотя, может, и дашь, Вас послушав.
Женщина любит ушами».
«Уважаемый Игорь Миронович, многие мои ровесники знакомы с Вашим творчеством, а на концерт не пришли, потому что не знают, что Вы еще живы».
«Игорь Миронович! Вы никогда не ругаетесь грязным матом. Ваш мат всегда чист, опрятен и пахнет альпийскими лугами».
«Где Вы берете записки, когда их не пишут?»
«Вы не Бродский даже, а билеты на концерт – как на Есенина».
«Я знаю, что Вы не любите говорить о политике, но все же одним (двумя) словами: как Вы могли бы охарактеризовать то блядство, которое происходит у нас в стране?»
«Дорогой Игорь Миронович, скажите, как развить в семилетнем ребенке способности к поэзии?
Алеша, 7 лет».
«Знакомая девочка в Америке учила русский язык. Выиграла поездку в Москву на курс русского языка в университете. На собеседовании профессор спросил, в чем у нее затруднения. Ответ: “Никак этих ебаных падежов не освою”».
«Игорь Миронович! Так вы что – тоже еврей?!»
Если эту главку вы, читатель, одолели, то легко поймете, за что я так люблю записки.
Грустное послесловие
Только что с большой гастроли я вернулся: исполнял свои стишки в четырнадцати городах. В Сибири, на Урале и по Волге. И в Москве, и в Питере, конечно. А всего – семнадцать выступлений.
И остался жив, по счастью. Только вот беда: уже я не брожу по городам, куда привозят, не хожу в музеи местные, и даже на блошиный рынок не прошусь, а только сплю в гостинице все свободное время. По простой причине – плохо стал ходить, болит ужасно бедренный сустав. Уже к врачу я с этим обращался:
– Доктор, – говорю, – истерся у меня этот сустав проклятый.
Эскулап на меня зорко посмотрел и утешительно сказал:
– Давно пора.
Он, правда, мне какую-то настойку выписал – она как будто возвращает суставам их былую эластичность, только я не верю в эти чудеса и даже раскупоривать ее не стал.
Однако же в один музей я все-таки сходил. Он в городе Ульяновске, в том доме, где родился Ленин. Нет, я вовсе не фанат этого черного гения, а просто один миф хотел проверить.
Я много раз уже читал и слышал этот сюжет, ничуть в него не верил, но в тех бумагах, что от Гриши Горина остались, прочел, что эту историю ему рассказывал (понизив голос) Николай Акимов, знаменитый худрук знаменитого Театра комедии (теперь – его имени). Рассказывал всерьез, и я решил в музее счастья попытать.
А легенда и правда на шекспировские страсти тянет. Будто Мария Александровна, будучи фрейлиной при дворе Александра III, родила от него своего старшего сына (в честь отца – Александра), и ее, во избежание всяких толков, сплавили в захолустный город Симбирск, выдав замуж за смотрителя училищ Ульянова. И когда сына Александра арестовали за подготовку покушения на монарха, будто бы кинулась несчастная мать в столицу, и ее немедленно принял царь, и они вместе ездили в тюрьму – уговорить их сына, чтобы написал прошение о помиловании. Но Александр только проклятиями отвечал, и самодержец был вынужден подписать указ о смертной казни. Только не казнили этого мальчишку, а пожизненно заточили в крепость, где он впоследствии и умер.
Вот такая была душещипательная история, и я поэтому в музей поперся. И простейшую разгадку там услышал. При императорском дворе действительно была когда-то фрейлина по имени Мария Александровна, и грех такой случился у нее по царской прихоти (или похоти), и в самом деле сплавили ее куда-то. А потом взыграла буйная народная фантазия (или по пьянке кто-то сочинил такую завлекательную байку), и родился, расцветая в пересказах, этот трогательный миф. В который искренне поверили даже такие мудрые люди, как великий режиссер и сценограф Акимов.
Я в этих городах много записок получил.
И хоть хвалебные (благословляющие даже) я немедля рву, было среди них четверостишие, которое меня заставило чуть ли не прослезиться. Вот оно:
Евреев мы не любим неспроста.
Но я скажу вам честно, без обмана:
Хоть есть еще обида за Христа,
Но я им все прощу за Губермана.
Впрочем, еще одно четверостишие настолько мне прекрасным показалось, что его я тоже приведу:
Любовь не делает любимым;
Любовь не делает счастливым;
Любовь лишает нас покоя;
Да что же это, блядь, такое?
Ну вот, осталось рассказать о человеке, которому посвящена эта книга.
Миша Юдсон был душой необычайно чист, очень умен и благороден. Учитель математики из Волгограда, он и разумом, и сердцем преданно служил литературе. И фантастическая начитанность ему в этом помогала. Обладал при этом феноменальной памятью.
В Израиле сложилась его жизнь совсем не очень. Жил он сперва у одной сердобольной старушки, потом снимал крохотную комнату (стол и кровать там помещались) где-то в Тель-Авиве. А вот
