в речах и пресс-релизах. К бойкоту призывали организации ДВД в стране. Даже две религиозные партии объявили этот референдум «греховной политической спекуляцией на исламе». «Голосуйте! Вам не надо даже предъявлять документы», — гремели громкоговорители, развешанные военными на всех перекрестках Карачи. Автобусы доставляли афганских беженцев из лагерей в Белуджистане и жителей деревень на участки для голосования.
Как и можно было предположить, подконтрольная режиму пакистанская пресса объявила, что проголосовало 64 процента избирателей, свыше 20 миллионов человек. Но по прикидкам репортера «Гардиан» в Исламабаде фактическое число участников не превысило десяти процентов. Так же оценило явку избирателей и агентство Рейтер. Наш призыв к бойкоту сработал. «Если бы генерал Зия честно и смело, не пользуясь завесой религии, выставил себя на суд избирателей, он бы скорее всего проиграл, — говорилось в редакционной статье лондонского выпуска «Таймс» от 12 декабря. — Очевидно, он и сам это прекрасно сознавал».
Я ждала благоприятного момента для возвращения в Пакистан с остальными ссыльными лидерами ПНП. Возможно, этот момент настал.
— Самое время для акций протеста против режима, — согласился один из партийных баронов на встрече в доме одного из бывших министров на севере Лондона. — Референдум продемонстрировал непопулярность Зии всему миру.
Некоторые не соглашались.
— Страна не ответит. Люди слишком долго прозябали в бездействии. Нужна подготовительная работа.
Дискуссия продолжалась еще некоторое время, пока один из «дядюшек» не повернулся ко мне.
— Я знаю, что делать. Мы пошлем туда мисс Бхутто. Она всех зажжет.
— Очень хорошо, — сразу согласилась я. — Но политическая корректность требует, чтобы я вернулась не одиночкой. Надо возвращаться группой, скажем по одному каждый день, по нарастающей.
В помещении сразу повисло молчание.
— Возвращаться? Я не могу возвращаться, — забормотали, потом загудели они один за другим. Все вспоминали преследования, приговоры, угрозы. Я удивилась. Меня отослать они согласились сразу, но об организованном наступлении речь вести не желали.
— Нет уж, если браться за дело, нужно делать его должным образом, основательно, или же не браться вовсе, — заявила я.
Снова молчат.
Всех нас, однако, объединяет радость от того, что Зия опозорился с референдумом. В День демократии, в день рождения моего отца, 5 января 1985 года, ПНП устроила митинги по всей планете. Я выступала в Лондоне на синдхи, урду и английском. Мы организовали семинар и мушаира, поэтический конкурс. Мероприятия проходили в приподнятой атмосфере, при большом стечении народа, зал был набит битком. Я закончила свое выступление стихами революционного поэта. Размахивая флагами ПНП, аудитория единодушно подхватила рефрен: «Мятежник я, мятежник я, что хочешь, со мной делай!»
В ходе семинара до меня дозвонилась мать. Она сообщила, что Санам благополучно родила дочь.
— Когда-то в Симле слова «родилась девочка», означали бы недобрую весть, — объявила я, не скрывая радости. — Сегодня они несут весть благую. Моя сестра родила дочь в день рождения шахида Бхутто. Имя моей племянницы Азаде, что на фарси означает «мир».
… Присутствующие с энтузиазмом восприняли эту новость. Семинар засняли на видеоленту, десятки копий которой нелегально проникли в Пакистан.
Тремя днями позже, когда я гостила у матери и Санам, Зия объявил, что выборы в национальную и провинциальные ассамблеи состоятся в конце февраля. Вопрос бойкота выборов не был столь же ясным, как в случае референдума. Военное положение оставалось в силе, партии по-прежнему были под запретом. Наши кандидаты должны были бы выставляться как частные лица, а не представители партии. Но все же это первые выборы с 1977 года. Следует ли нам принять в них участие?
Члены ПНП в Лондоне и Пакистане настаивали на бойкоте, но меня мучили сомнения. Нельзя оставлять поле без ухода, все время повторял отец. Я не знала, что делать, не знала, как собираются поступить члены ДВД, оставшиеся в Пакистане. Столь многое происходило дома, а мне приходилось сидеть в Европе. Зия, как водится, постоянно менял правила. 12 января он выступил с заявлением, что ведущие члены ПНП и ДВД к выборам не допускаются и в качестве кандидатов регистрироваться не будут. Еще через три дня он снова выступил и пообещал большинство из них все же допустить. Я не знала, к чему готовиться.
— Похоже, мне следует вернуться домой, — сказала я матери под плач новорожденной племянницы. — Нужно обсудить тему выборов с центральным исполкомом. Нужно взвесить, что выгоднее, участие или неучастие.
Я ожидала, что мать не одобрит моего решения. Кто знает, чего ожидать от Зии? Но она подумала и согласилась:
— Ты права. Самая пора обсудить тему с партийными боссами в Пакистане.
Мы сели за телефон, сменяя друг друга попытались про-звониться к заместителю председателя партии в Пакистане, пытались долго, но безуспешно. Я дозвонилась, однако, до кузины Фахри.
— Скажи, чтобы Клифтон, 70, отперли и приготовили, — сказала я ей. — Я через три-четыре дня прибуду.
Я как раз дозвонилась до аэропорта и уточнила расписание, когда снова зазвонил телефон.
— Дом на Клифтон окружен армией, — сообщил доктор Ниязи. — Мне только что сообщили из Карачи, что отдан приказ о задержании вас с матерью. Все аэропорты страны блокированы, и всех женщин, прибывающих в бурка из Англии и Франции, проверяют.
Что пользы лететь домой, если сразу по прибытии тебя схватят? Если не будет возможности обсудить вопрос участия в выборах. Из Европы можно хотя бы звонить. Во мне крепло убеждение, что мы должны противопоставить Зие сильную оппозицию, и я хотела довести свое мнение до сведения членов ДВД.
— Это мисс Беназир Бхутто? — спросил удивленный голос, когда я дозвонилась наконец до Абботабада.
— Да, да, да! — нетерпеливо подтвердила я. — ДВД определилось с выборами?
— Да, определилось.
— Ну, и как?
— Бойкот.
Раз так решила партия и объединенная оппозиция, значит, быть по сему. Я вернулась в Лондон и записала еще одну пленку на синдхи и урду с призывом бойкотировать выборы. Ее тоже тиражировали, тайно доставили в Синдх, Пенджаб и другие части страны, распространяли среди ее населения.
25 февраля я сидела в Лондоне у телевизора как приклеенная. Программы новостей освещали выборы в Национальную ассамблею, а тремя днями позже — в провинциальные ассамблеи. Обычно выборы в Пакистане слегка напоминают карнавал, проходят в суматошной, оживленной обстановке. На улицах полно народу, мелкие торговцы толкают тележки с прохладительными напитками, морожеными леденцами, сластями, пирожками самоса и пакора. Люди собираются перед избирательными участками громадными толпами, толкаются и пихаются, чтобы пролезть первыми. В Пакистане не увидишь упорядоченных очередей. Однако на телеэкране я увидела совершенно иную картину. Какие-то статисты рысили перед камерами, выстраивались жидкими цепочками в аккуратную скучную очередь чуть ли не по стойке «смирно», в затылок один другому, и
